Он был один, один всегда. Летели сквозь него года,
не изменяя внутреннюю сущность.
Он знал, что небо – это твердь. Он мог до тверди долететь.
Конечно, мог… но это было скучно.
В подслеповатое окно вливалось красное вино
креплёного безвременьем заката.
Он пил закаты много лет, безмолвной Вечностью хмелел
и плёл из строчек крепкие канаты.
Он мог бы кружево плести, он со словами был на «ты»,
но он готовил прочную страховку.
Когда-нибудь настанет срок – он в небо сделает прыжок…
и, может, даже не сломает холку.