Каждый день это солнце всходило для нас,
Каждой ночью луна обходила нас кругом,
Мы смеялись потугам бессильного льва,
Мы скитались за спелостью ржавого дурро.
Этот край благодатный мне дарен отцом,
Своё стадо я выиграл в схватке смертельной,
Молодые телки без роптания чтят мой закон,
Среди нас не рождалось трусливое племя.
О отец, я твоих преумножен щедрот,
Ты родил меня сильным, здоровым и смелым,
Твои внуки пасутся, не зная тревог,
Я любому, за кровь твою, вышибу темя.
Мои вороги, вьются кругами и ждут,
Изливая на землю голодные слюни,
Но пока не сломил своих каменных рог,
Не испить им из жил наших теплое семя.
Только есть в этих зарослях мертвенный смог,
Огороженный острым, густым частоколом,
Там живут чужеземцы из северных гор,
Белокожие варвары, дети Адама.
Что вам нужно пришельцы туманных дорог,
Нам неведомы были коварство и подлость,
Только черную душу, покрытую мглой,
Укрывает их бледная кожа и лица.
Их ружья, без промаха бьют меж бровей,
Чтоб наполнить сосуды осклабленной кровью,
Наши головы в жертвы приносят богам,
Насаждают на вертел дымящийся туши.
Я знаю, что нужно убить вожака,
Что-бы вольное племя поставить им в стойло,
Приучить непослушных к ярму, и ударам бича,
Мои дети чтоб пили из рук, их вонючее пойло.
Не для этого рос я, могучим и злым,
Чтоб хомут заменил мне свободное бденье,
И покуда я жив, не увидите, звери,
На плече моём стигму, в ноздрях моих кольца.
Этой ночью зловеще взвиваются грифы,
В тростнике я увидел сверкающий камень,
Мне привиделось, щурится дьявол лукавый,
В этих сине-свинцовых глазах чужестранца.
Уже сердце стучит, будто реющий молот,
Что ж, вызов приемлю, коль выпал мне жребий,
Только жалобный хруст размозжившейся плоти
Успокоит удары, беснующей крови.
И следующий миг увязал воедино,
Удар мой смертельный, и выстрел ружейный,
Лежим овившись, словно в диком танце змеи,
И я поверженный и демон мной убитый.
Свой подвиг звериный свершил без украс,
Я славу меняю, на вольную поступь,
А тело моё, пусть достанется грифам,
Голодным собакам и ветрам соленым.