Сквозь мелкую туманную труху,
нешумно опадавшую на крыши,
казалось, будто все, кто наверху,
из облачных домов на площадь вышли,
и разобрали иглы кАпель, и
продели в ушки нити канители,
и сшили дождь, и стёкла оплели
шерстинками остриженной метели.
Пусть разукрашен бисером мешок,
томительно коту и человеку,
в нём сидя, слышать рыбный запашок
и чуять прибывающую реку:
не развязать ручейного шнурка,
на горловине города и мира,
когда уходит ощупью рука
в потёмки водяного кашемира.
И грезилось под водный мерный стук
и скрежет трубочиста жестяного:
наутро, ускользнув из горних рук,
к земле приникнет белая обнова,
и встанет свет с расправленной спиной,
макушкой поднебесье задевая…
Твоя тропинка приползёт за мной,
белёсая, холодная, живая.