Она лишь ночью оживает,
Днем отоспаться успевает,
Как будто ожидая срок,
Чтоб быть ей ввергнутой в порок.
Живут же женщины на свете!
Хотя есть муж, хотя есть дети,
Но нету в сердце к ним любви,
Какой-то бес сидит в крови.
Как мышь ночная вылетает,
По жизни бабочкой порхает
Средь пьяных похотливых рож,
Под сердце ожидая нож.
И сколь веревочке ни виться,
Придется с участью смириться.
Хоть бы остаться ей живой
На той дороге роковой.
Когда любви нет, все ничтожно;
Грешить порой ночною можно,
Но нет пути уже назад,
И грех ее толкает в ад.
Она помолится немного,
Подачки выпросит у Бога,
Но язву страшную в душе
Не сможет вылечить уже.
Простят ли дети эту маму,
Нашедшую дорогу к храму?!
Они не поп и не Христос,
Для них не прост такой вопрос.
Не будет божьей благодати,
Как в Крейцеровой той сонате,
В которой все сказал Толстой
Об этой жизни непростой.
Вошел нож мягко, словно в масло;
И было это так ужасно!
Такая жизнь - напрасный дар,
Все завершил один удар.
К любви все в женщине стремилось,
Но быстро солнце закатилось,
И тему оставляю я
Во тьме ее небытия.