Жизнь крольчат и жизнь волчат
строчкой не возвышу.
Что же мёртвые молчат?
Как мне их услышать?
Только не даёт мне знак
времечко больное –
ведь молчит мой Пастернак,
съеденный страною.
Это нынче дифирамб
светит, как отрубленный,
но молчит мой Мандельштам,
лагерем загубленный.
Только нынче, как чумой,
строчка растолкована,
да молчит Высоцкий мой
песней проспиртованной.
Как-то нынче по-бесовски
в жизни всё нацелено,
и молчит мой Маяковский
с сердцем, влёт простреленным.
Вырыты для нас траншеи –
в них идём колоннами,
впереди Есенин – с шеей,
жизнью переломанной.
Ты до сих пор для нас страшна
размытым силуэтом –
за что, проклятая страна,
ты так моих поэтов?
Почему во власть пигмеи
не дают бунтовщика?
Вот и я молчать не смею,
потому что жив пока…
~^~^~^~^~^~^~^~^~^~^~^
Иллюстрация: Марк Шагал
«Поэт и птицы» (1911)