Ну конечно, опять
ты пытаешься плакать и петь,
непечатную речь
расточая печальной эпохе.
Ах, как плохи слова,
как дела удивительно плохи,
коли блохи и лохи
сумели тобой овладеть.
Кто кивает на плеть
паханов уходящей державы,
кто икает про беды
циррозных своих друганов...
Этот хор мы слыхали,
нам реквием этот не нов,
мы и сами хлебали
лоханью от этой отравы.
Лишней дыркой в ремне
озаботил растущий живот,
лишней злобой в зобу
отозвались потертые нервы...
И почуяли стервы,
что ты уже вовсе не первый,
и берут у тебя
огорчительный самоотвод.
Коли всё это — старость,
то где же твоя седина?
Где свершений громады
и путь, проторенный в анналы?
Все уже разбежались —
кто в клоуны, кто в кардиналы,
только ты ни вериг не надел,
ни на грудь ордена.
Безобидный брехун,
недопёсок дичающей своры,
свой подпиленный клык
амулетом повесь под кадык:
пусть болтается он,
как болтался твой бабий язык,
когда пыжился ты
на грошовые споры-разборы.
Пусть болтается он,
как ушедшего времени флаг,
как бесовского храма
корявое паникадило.
все, что брошено было,
летело, да в нас угодило,
чтоб ты понял, мудрило,
кого твоя мама кормила,
и чем пахнет под носом
прохожего хама кулак.
1992 г.