Не охрой на щеках,
не хрипом рыхлых бронхов
однажды хворь
себя явила мне,
не звоном
в барабанных перепонках,
не дьяволом в окне.
Не болью, не тоской,
но непокорной ручкой,
что не могла никак
простой закончить путь
и строчку от
заглавной протянуть
через меня
и ограничить точкой.
Цедилась осень в мозг,
жила строка,
и пульсом осыпалася минута,
и строчка крепла
точкой непригнута,
ей покорялась
ручка и рука.
Строка жила
и крепла от меня,
всю кровь мою
в себя перегоняя,
всю силу от
меня перенимая,
питалась жаром
моего огня.
Такая хворь:
когда в себе как вор
ты шаришь, не находишь,
но случайно
на самом дне
в нечайной чашке чайной
находишь золото –
улыбку, разговор,
привет, укор,
порог родного дома,
и можно взять,
но слышатся шаги...
Ты вор, чужак,
пугайся и беги,
«скрывайся и молчи»,
и снова, снова...
Такая хворь,
таков закон строки,
дающей роды в радостном страданье,
дающей осознанье мирозданья,
добра и зла
и пишущей руки.
1980 г.