Тает дымкой ощущение пространства.
Город милый в серых клетках умирает.
У Московского – хранитель антихамства:
"Настя, Настя!"* – не заметит, не узнает.
Я звала её с собой в свои руины –
Нет ни совести внутри, ни чувства меры:
"Ты там волос для смычка найдёшь старинней,
Оттого, что он сострижен у Химеры".
Мудро, кротко отвечала моя Настя:
"Не могу к химерам я – болеет мама...
В ноте пятой не случилось постоянства,
Но послушай, как звучит зато седьмая..."
...Сотни шпилек воспалённой светлой кожей
Миллионная**, по-прежнему, встречает.
Как Вас звали, мой изношенный? Серёжей?
Но не слышит, и увы, не замечает.
Я таскаюсь по прогалинам Вселенной,
Забываюсь совершенней, чем секунда.
Инстинктивна, как зверёныш, и растленна,
Как какой-нибудь отъявленный Иуда.
...Летний сад ещё закрыт и очарован
Первозданной тишиной и пьяным бликом.
Он рукой моей дырявой уворован
Оттого, что я не верю постным ликам.
Грибоедова канал – моя святыня,
Уж простите – не обрядчески-церковно...
Будешь у Христа – попроси имя,
Чтоб я шла за ним, как пёс, беспрекословно.
10 ноя 2010
Москва
* Настя – скрипачка, играющая на Невском напротив Московского вокзала (т. 8-962-...-..-.9)
** Миллионная – старейшая улица в Санкт-Петербурге