Сложив в молитве три перста
с наивным детским вдохновеньем,
мы не измучимся сомненьем,
опять к кресту прибив Христа
Алкая мудрых вечных Мекк,
чужие разоряя гнезда,
встаем толпою или розно,
и наше небо зло и грозно,
и зол и грозен с нами век.
И меж слепых его путей,
в его асфальте иль бурьяне
с пустыми душами детей
мы о его скорбим обмане,
и нас еще в пеленах ранит
тревожный мир его затей.
Ища глазами образа
и образцы для подражанья,
мы беззащитны как гроза,
и светлы, как воспоминанья.
Наш мир уже довольно сед
и ходит, шаркая ногами,
но кирзовыми сапогами
в веках спешит оставить след.
Уже в прожилках синих веки,
и пахнут пролежни систем,
но всё ползут библиотеки
по спинам наших тощих стен.
И, суетясь, спешит провизор
на наш истошный ранний крик,
и с синим глазом телевизор –
наш ментор, родственник, родник.
И мы, припав к его плечу,
душе ища своих "ночевок",
как все, кричим:- И я хочу,
чтоб пела Алла Пугачева!
Она споет еще на бис
и жизнь свою на бис догонит,
не потому ль так море стонет,
когда залив его прокис?
И день, заламывая бровь,
взойдет не поздно и не рано,
и мы нальем ему из крана
пол-литра крови Океана –
в нем голубая ходит кровь!