С утра до звонкости один.
Дождь бьёт в асфальт полоской рябою.
Горит реликтовый камин.
Любившей пахнет бабою.
Ах, это сердце чёрт поймёт,
когда в нём с богом повстречается:
то ждёшь – когда уйдёт,
то снова боль – не возвращается.
Кот у окна – влюблённый зверь,
нам всем до мистики немного,
она вернётся через дверь -
у ведьм ведь с этим строго.
Мы замурлыкаем весь стыд,
до цвета зацелованной серёжки,
заплачет нетерпение навзрыд
у заедающей застёжки.
Ночь сменит вечер у крыльца
и, мир сгорая,
сожмёт мгновеньем у лица
остатки рая.
Напишет на спине безумный ноготь,
что в чувстве золото, а что простая медь,
что есть любовь и что такое похоть,
и жизнь, вцепившаяся в смерть.
Затем мы возвращаемся к себе
в рассветных слов привычный холод.
Ведь утоленный голод
стыдится жадности в еде.
Но выше кровного родства
у изголовья рук окружность.
Внутри два существа -
как жизни сущность.
Скользит луч света по губам
и поднимается на веки.
А дождь стучит по желобам
все начиная в мире реки.
И низкое – лишь только часть
в высоком, заполняющим пустоты.
Ведь капле нужно, чтоб упасть,
постичь звенящие высоты.
Где судеб стык, где глыбы льда
родной напоминают профиль,
где каждая горящая звезда
в холодной планетарной катастрофе.