А ведь я помню.
Первое марта 95го года.
И раньше.
Сложно себе представить, что помню события пятнадцатилетней давности, но порой забываю, что ел с утра, и в каком кармане лежит пачка сигарет.
Я помню его усатое лицо в кресле. Рядом с ним сидели всегда разные люди.
Не помню, был у нас тогда цветной телевизор или нет, но родители любили Час Пик. Конечно, я не помню, о чем говорил этот усатый дядька со своим гостями, но мои родители всегда смотрели его. Причем, так внимательно, что и сам я старался вдуматься, но естественно ничего не понимал.
Отец запрещал шуметь во время этой программы. Сначала было сложно, и периодически я получал затрещину от него, но потом и сам стал смотреть в голубой экран.
Прошло пятнадцать лет. Сейчас я разбираюсь в людях мало-мальски, но, что интересно, тогда, сидя на ковре под тяжёлой рукой отца Влад Листьев - этот усатый дядька в больших очках вызывал у меня доверие, как оказалось, не только у меня, а ещё у половины страны. Не знаю, откуда оно взялось, но было. Передавалось даже через телевизор "берёзка".
Помню, однажды вечером, когда по привычке сел смотреть усатого дядьку, его почему-то не было. Отец сказал, что его убили. Помню, что негодовал - кому понадобилось убивать такого хорошего человека?
На следующий день моя матушка, как всегда отвела меня в детский сад №140, где меня почему-то не любили, где я совершил свою первую и последнюю кражу в жизни, где меня постоянно ставили в угол, а вечером рассказывали родителям про моё плохое поведение и дома ставили за это в угол повторно. В детском саду мне не нравилось, но было весело. Особенно, когда дед забыл из него меня забрать, но не суть.
Помню, что в этот день была пасмурная погода, снега не было, солнца тоже. Мерзко.
Маман привела меня рано, потому что спешила на работу. Помню, что из группы никого не было, я сел на ковер играть с какой-то ерундой. У меня тогда была молодая воспитательница с длинными ногтями. В этот день на ней была юбка (подобающей длины для того времени) и лайкровые колготки. В какой-то момент у неё зачесалась нога, и она своими налакированными длинными ногтями сделала это. В тот момент я ненавидел её больше всего. Звук ногтей, шкрябающих по лайкровым колготкам, просто ужасен. Помню, что было очень противно.
Потом пришли остальные мои одногоршочники и понеслась.
Уже днём, когда разгар веселья - крики, визги, отобранные кубики, "он первый ударил", "давай поиграем в дочки-матери" (причём все мальчишки играли в "дочки-матери" и никогда не вставал вопрос о том, что мы-то не дочки и не матери), я подбежал к окну. В детских садах всегда большие окна, а когда ты ростом в полметра, так они просто огромные. Не помню точно, на каком этаже была комната нашей группы, но то, что происходило на улице, я видел прекрасно.
На улице шла процессия. В посёлке, где я вырос, было много стариков, и очередной из них умер. Процессия шла медленно, естественно в чёрном. Они несли гроб, по одной из главных улиц. Я вспомнил о том, что мне вчера сказал отец и заверещал: "Смотрите, Влада Листьева несут, смотрите. Это Влад Листьев". Я весь загорелся, вся группа сбежалась к окну и двадцать карапузов стояли, вытянув шеи, чтобы увидеть эту процессию в гигантское окно. Наша воспитательница, видимо, удивилась, что мы все замолчали, и пришла посмотреть, что же случилось. Я подозвал её к окну, чтобы она тоже посмотрела на моего любимого дядьку, которого убили. Я впервые видел его вживую, как мне казалось, а он был уже мёртвый.
Воспитательница разрушила мои иллюзии и сказала, что это не Влад Листьев, потому что он живёт в другом городе, в большой Москве, и здесь его точно не будут хоронить. Я ей не верил, сказал, что он был хорошим человеком и поэтому его гроб проносят и в нашем городе, чтобы мы все на него посмотрели, мне даже хотелось выбежать и доказать всем, что это именно мой усатый дядька, но воспитательница не разрешила.
Процессия ушла из нашего низкорослого поля видимости, и мы вернулись к своим делам.
Так произошла моя единственная встреча с Владом Листьевым - добрым усатым дядькой из телевизора.