Поздним вечером в Купалу,
В белой роще, в кипе трав,
Веселилась и гуляла,
Свора хлопцев и девчат.
Как взначай, подуло сыро,
Налетел туман ретиво,
Шумно скачущий шалман,
Разбежался по домам.
Я ж остался в мари леса,
Вдруг прислышился в завесе,
Голос нежный, колдовской,
Призывая за собой.
В серой мге не видно света,
Но всё ближе, стынет кровь,
Звуки лёгкого навета,
К ним иду я через дрожь.
Вот и пелена распалась,
Вижу, блюдцем распласталась,
Гладь водицы озерцом,
С белопенным бережком.
Что за дивное тут место,
Сроду не было здесь пенно,
Сплошь стоял тесниной грив,
Частокол берёз да ив.
Боязливо и несмело,
Я ступаю к краю брега,
Удивленью нет конца,
Нежный голос льёт краса.
Вот от куда напеванье,
След нежданного свиданья,
Полуденной девы лик,
Посреди волны поник.
Дева чудная, с хвостом,
О водицу бьётся он,
А в косицу вплетена,
Водянистая трава.
Око блещется - истомой,
Губы бледные - укором,
Тихо, вкрадчиво, шепча,
Потекли слова журча:
«Наконец-то я дождалась,
Наконец, тебя дозвалась,
Сотню лет роняю стон!
Почему не шел вдогон?»
- Кто ты, милая зарница?
Порожденье чьих, девица?
Крест даю, не ведал я,
Не смеёшься ли шутя?
Подплывает в лоске кружев,
Видно, взор уже остужен,
По щекам течёт слеза,
Отвечает чуть дрожа:
«Мой отец - владыка моря,
Братья в реках верховодят,
Я ж, их младшая сестра,
Здешних заводей княжна!
А слова мои, не шутка,
Околдована я жутко,
Навлекла колдунья вод,
Доли призрачной зарок.
За красу и образ дивный,
И за нрав мой непосильный,
Обрекла на сотню лет,
Не видать мне божий свет.
Только заполночь, в Купалу,
Выхожу я из опалы,
Песню жалкую свою,
Скорбной участи пою.
Но заклятью есть пределы,
Сбросить колдовские стрелы,
Оживить мой образ вновь,
Сможет пылкая любовь!
Только с пламенной душою,
По своей, по доброй воле,
Опустившись в полыня,
Можешь ты спасти меня.
Отвечай же, не робея!
Люба ль я, иль есть милее?
Не молчи, уж ждать невмочь!
Проведёшь с княжною ночь?»
- Что сказать тебе, не знаю?
Чудо, в первый раз встречаю!
Да и сказочной красы,
Не видал, до сей поры.
А помочь тебе я в горе,
Рад, и нет об этом спора,
Но бросаться в буйство вод?
Смерть накличешь, видит Бог!
Дева мягко улыбнулась,
Видно, речь ей приглянулась,
Лаской теплятся глаза,
Стала пуще хороша.
Месяц свечкой отливает,
На княжну свой взор бросает,
От макушки до хвоста,
Серебром блестит краса.
Ручкой тонкой встрепенула,
Пену, хвостиком взмахнула,
Манит, манит в полыня,
К ней тянусь навстречу я.
«Ты доверься мне, - ретивый,
Свет надежды, друг мой милый,
Помни только, с доброй волей,
Должен окунуться в взморье».
Уж по пояс врос в водицу,
Шаг ступаю, сердце злится,
Замирает, то в разгон,
По вискам колотит звон.
А русалка будто знает,
Шею нежно обнимает,
Прижимается в уста,
Повторяет без конца:
«Поцелуй мой не смертельный,
Он дарует озаренье,
Под водой не умирать,
Божьим воздухом дышать».
Что-то вдруг со мною стало,
С поцелуя, кровь отстала,
Жилы стынут, бой утих,
Ой, докончить бы мне стих…
Шею жабры раздирают,
Блики с чешуи слетают,
Ног не чую, хоть убей,
Рыбий хвост вместо ступней.
Сразу сгинула тревога,
Поцелуй княжны – подмога!
Взявшись за руки, вдвоём,
В зыби водные плывём.
Вольно дышится, без хмури,
Бьют в лицо хмельные струи,
А русалка то хохочет,
В дебри водные уносит.
Побожусь, не видел сроду,
Даже в сказках слух не дожил,
Всюду дивная краса,
Распласталась без конца.
Дно усыпано песками,
Всюду блещет жемчугами,
Рыбы плещутся как рой,
По лазурной мостовой.
Только это всё не диво,
Пелена слетела живо,
Вот уж чудо из чудес,
Из стекла стоит дворец.
Весь пылает в переливах,
Блики яркие в отливах,
Шпиль хрустальный, дивный звон,
У ворот стоит Тритон.
Огроменный, с белой гривой,
Пышет паром буй ретивый,
Грозным гневом обуян,
Как приметил чуждый стан.
Тут русалочка неспешно,
Подплыла к Тритону нежно,
Ластит пышущую гриву,
Молвит с ласкою учтивой:
«Дядюшка ты мой ревнивый,
Не гневись, остынь родимый,
Пред тобой не искуситель,
Наш с тобой освободитель!
Этот юноша привольный,
По своей, по доброй воле,
Опустился в полыня,
Знать, так любит он меня!
Скоро зорька уж настанет,
Чую, ведьма зубоскалит,
Не ждала, что выйдет срок,
Рушить каменный зарок.
А покуда ночь не вышла,
Ты позволь мой друг старинный,
Нам побыть наедине,
Во стекольчатом дворце».
Рыбехвостый дядька мирно,
Деву слушается смирно,
Отступает от ворот,
Приглашает за порог.
Так в лазоревой светлице,
Ночь проносится сторицей,
Влет, к зарнице принесла,
Так русалка мне мила.
С первой зорькой, с переливом,
Струи вспенились бурливо,
Извещая, вышел срок,
Сгинул каменный зарок.
Только мне, душою тесно,
Расставаться неуместно,
Полюбил я взор княжны,
И вскричал из глубины:
- Как на свете жить я буду,
Ведь тебя я не забуду!
Ты скажи, неужто вновь,
Нам не встретиться с тобой!
Коли так, то лучше в омут,
Брошусь смело с головою.
Ты пойми, что с этой ночи,
Жить с людьми, не будет мочи!
На глазах моей подруги,
Слёзы выступили струги,
И целует с горяча,
Мои бледные уста:
«Мой возлюбленный, мой верный,
Вижу, речь твоя без скверны,
Я сама, к твоёму взору,
Прикипела всей душою.
Ну а здесь тебе остаться,
Не велит морское братство,
И на утренней заре,
Должен выйти ты к земле.
Только знай, любовь от Бога,
Там даруется подмога,
Не печалься, не ропщи,
Смело к берегу плыви».
Сам не свой, горя обидой,
Уплываю на погибель,
Вверх к излучине брегов,
От немыслимых оков.
Выплыл к берегу, водица,
Белой пеной шевелится,
Бросил тело на песок,
Позабылся на часок.
Но как только солнце встало,
Рыбье рубище отпало,
Вот стою на двух ногах,
Мне привиделось, иль как?
Встрепенулся, топнул оземь,
Леший что ли верховодит?
Оглянулся, нет воды,
Частоколом лес стоит.
Как же здесь я очутился?
Ни как бес в меня вселился?
Голова моя грузна,
Ночь не помню ни рожна.
Двинул пыльною дорогой,
До селения родного,
На моём пути встаёт,
Звуков, дивный перезвон.
Сердце в дрожь заколотилось,
Кровь к вискам моим прибилась,
Вижу, девушка стоит,
Небывалой красоты.
Жемчугами свиты косы,
Колдовски сияют очи,
Как увидел, так вскричал:
- Я тебя уже встречал!
Подбежал, беру за руки:
- Не молчи! – кричу от муки:
- Отвечай, не мог ли раньше,
Видеть я твой взор хрустальный?
А она мне улыбнулась,
Нежно к голове прильнулась,
Шею тихо обняла,
И промолвила шепча:
«Знай, любовь дана нам Богом,
Там даруется подмога,
Не печалься, не ропщи,
Смело к счастью ты иди».
Тут и память воротилась,
В голове всё закружилось.
Как явилась с ниоткуда?
Уж боюсь спугнуть я чудо!
- Ты скажи, неужто правда,
Богом дарено нам счастье,
И презлой колдуньи рок,
Сгинул в каменный острог?
Ты покинула пределы,
Царства славного заделы,
Где сияла власть твоя!
Ради жизни пахаря?
И дворец свой поменяла,
На избу, что узость сжала,
Без роскошных, вольных зал,
Без хрустальных опахал.
И как звать тебя мне ныне?
Средь людей, морское имя,
Не годится, невдомёк,
Людям сказочность имён.
Ты прости, коль, что не ладно,
Говорю что-то не складно,
Всё поверить не могу,
Бог послал тебя в жену!
Взглядом, сечь остановила,
Ручкой нежной, рот мой скрыла,
Пуще прежнего прильнулась,
И к устам моим коснулась.
Видно, слышать ей обидно,
Мне, за сказанное стыдно,
Извениться бы скорей,
Только речь её быстрей:
«Ты жених мой, я невеста,
Нам вдвоём не будет тесно,
И в избе твоей, в теснине,
Жить мы будем без уныний.
До богатств, мне нету дела,
Я люблю тебя и смело,
Труд твой тяжкий разделю,
Много деток нарожу.
Что до имени, ну что же,
Называй меня как гоже,
Коли люба, так и звать,
Станешь Любой величать.
А сейчас, идём скорее,
К твоей матушке, быстрее,
Я предстать хочу с тобой,
Чтоб невестка стала дочь».
Вот и сказ мой изнемог,
С сей поры нам вышел срок,
Тем, кто вёл себя послушно,
Вот последняя наука.
Чуден вечер на Купалу,
Тайн снимает он запалу,
И нельзя совсем сказать,
Что такому не бывать.