(из "Сибирь Поэма чувственной реконструкции")
С другом моим Юрой
Пили на его кухне коньяк.
Он был усталый смурый,
Я – тоже иссяк.
Проговорили всю ночь,
Так бывает.
А я и не прочь,
С ним не ломает.
И о том, и о сём,
Давно не встречались.
Но хотелось ещё
Радости-печали.
Бывает порой:
Человек – близок.
Но внешней игрой
Принижен.
Вроде, ништяк –
Как-то странно.
– Ну, давай, чувак,
По стакану.
Археолог-любитель
Юра предъявлял экспонаты:
– Это – Никола-Святитель.
А это – монета без даты.
Солнце окрасило сосны
На окраине Красноярска.
Юра – парень несносный,
Говорит ярко.
Его экспонаты –
Действительно интересны,
Но я – не фанат лопаты,
А сочинитель песен.
Юра раздухарился,
Удивить желая:
– Вот что отрыл я
В нашем крае:
Бронзовая пластина –
Знак нагрудный.
Знатный мужчина
Носил «верблюда».
– А верблюд почему,
Юра, прикольно?
Ездил в Туву?
Знак монгольский?
– Монголы здесь не при чём,
Не было их ещё тогда.
Близко нашёл,
Четвёртый век до рождения Христа.
– Ну, вот это да,
Старик! Удивил.
А кто это тогда
Верблюдов разводил.
– Я скажу ересь,
Уж ты не обессудь.
Веришь, не веришь,
Здесь шёл шёлковый путь.
Южную стёжку
Подумали потом.
Был верблюд таёжным
Вьючным скотом.
Наличие просек,
Дворов, переправ –
От весны до осени
Много трав –
Давало возможность
Ходить по тайге.
Двугорбый вынослив,
Всё на себе.
На Юге опасность
Легко найдёт.
В Сибири не страшно,
Добрый народ.
А кто напроказит,
Тоже не беда.
Тайга накажет,
Пропал без следа.
– Ну, что, Кость,
Здравы будем!
Давай, гость,
За верблюдов.
2007