Две девы в сочельник собрались гадать,
смеясь зеркала притащили в кровать,
зажгли две свечи, но в двенадцатый час,
погасли огни, и послышался глас:
- Не думай об этом, ты будешь моей.
И ужас обеих объял ворожей.
И с визгом бежала на кухню одна,
и гулко разбилась бутылка вина,
другая шептала в одном из углов:
- Тут красное что-то, тут, кажется, кровь.
Веселое лихо прошло Рождество,
на буднях не помнится нам ничего.
Но путы предвиденья - горестный дар,
сожжет обреченность судьбу как пожар.
То птица метнулась под берег крутой,
то тень зачеркнула закат золотой.
Так в рану воткнулась бы хищная сталь,
как в девичье сердце упала печаль.
И колокол церкви, и грохот волны,
и горлицы кротость не зная вины
лишь грусть навевают, все слышится ей:
Не плачь, моя дева, ты будешь моей.
- Не правда! Сговорен давно мне жених.
Нам солнце сияет одно на двоих.
- Солнце лишь гонит ночей череду.
Торопишься, дева. Но я подожду.
От времени хода ничто не спасет.
Ты будешь моею, будешь и все...
И вскоре жених погибает в бою.
И служат, и служат о нем литию.
А дева вся в черном и ликом черна,
тяжкому року обречена.
Однажды на море набросился шторм,
чайкою дева метнулась на холм.
- Ты должен ответить, скажи мне - ты кто?
А эхо в ответ хохотало: Ничто.
Тогда я останусь ничьей навсегда,
сомкнулась как губы над девой вода.
Есть в грохоте моря звук рваных цепей.
Прекрасная дева, ты стала моей.