Живу что при отчич и дедич -
сижу цельный день взаперти.
Припёршийся с Ладоги ветер
принёс кружевные дожди.
За полузадёрнутой шторой
маячит лохматый денёк,
что впрочем закончится скоро,
со всем достопамятным в нём:
травой, пересушеной сходу,
остывших лесов гопотой,
где дремлют озёрные воды
студёной прижаты пятой.
А дале - глубинка пространства,
пустыня на тыщи шагов,
( лениво , но коли податься,
то там - широко, широко!)
Раздолье и воля на тыщу,
а может и боле - иди!
Там явно никто не отыщет,
настырно бредя позади.
И вроде бы обжили что-то,
не очень - но всё-ж неспроста.
Но не напрасно - с расчётом,
нас всех поместили сюда.
Быть может мы служим примером
каким-то разумным векам,
не в этом столетье наверно,
но будут признательны нам.
Едва археолог разроет,
достанет из липкой земли,
из вечного вынув покоя
уложит в пустые кули,
пойдут перебранки, догадки
и споры о гнутых костях,
начнут - с выяснения даты,
о методе верном грустя...
Но всё-же - засунут отбратно,
и даже - притопчут небось,
как в стену загонят куда-то
ненужный, но вбивчивый гвоздь.
Взмахнут - и по саму шляпку,
и знаешь - не сразу сыскать,
а чтобы надёжней, без ляпа -
помянут какую-то мать...
Извечно - от дедич и отчич.
К чему на чужое огляд?
И пучу чухонские очи
в гнилые леса и поля.