было дело, я вышел прогуляться под ночь
вниз по улице, по бристоль-стрит
толпа гудела на площади точь-в-точь,
как поле пшеницы под смерчем шумит.
вниз, к речке, переполненной до краёв,
к любовной песне, звучащей на берегу,
в арку, вдоль рельсов, в узкий проём,
слышу: "Любовь я к тебе сберегу
и буду любить тебя там и сям,
пока континенты не встретятся вновь
и река не вскарабкается на тянь-шань,
и рыба баском не споёт про любовь
я буду любить тебя, пока океан
не иссякнет, не высохнет, как вермут dry
и об небо себя не порвёт звезда,
как гуси рвут глотку при виде стай.
а годы несутся, как барсы в горах
по опушкам леса, где я держу
руку, красивейшую в этих местах,
от этого чувства еле дышу
но все часы в этом пыльном городе
тикают так, что болит голова
не позволь времени дать тебе в морду,
ведь время не проведут слова.
в рытвинах снов, в ночных кошмарах,
где справедливость шныряет нагой,
время смотрит за всеми сразу
и кашляет, увидев любовниц строй.
В беспокойствах, тревогах и болях,
головных и не только жизнь течёт
мимо тебя ли пройдёт её воля
времени всё равно, кто умрёт...
В этих мерзких зелёных долинах
отвратительный сыпет снег
оставляет Хронос руины
сыпет пепел на парапет.
Погрузи свои лапы в водичку,
намочи до предплечья кожу,
и смотри, вспоминая сестричку,
удивляйся, как всё это прожил.
Долбит лёд в дверь посудной шкафины,
на кровать льёт луна молоко,
чашка треснута, съеты маслины,
что отражает твоё бытиё.
посмотрись на себя в то зеркало
там не много, на что посмотреть
подкрепись хорошо объедками
отправляйся домой стареть.
стой у кассы как истукан
слёзы льются, а может нет
будешь дальше, как все,как баран
или станешь хоть чем-то, аскет".
Это был поздний, поздний вечер
влюблённые исчезли, как появились
стрелки подобны военным крейсерам
время. река. эти вещи слились.