День был на удивление летним.
Среди полностью нагих берез, тополей, черемух он звучал диссонансом, пока не сливался с кроной старой, величавой ветлы. Раскинувшаяся над двором она не боялась ни ветра, ни дождя, ни изморози. Сейчас золотилась в лучах солнца, как ни в чем не бывало. Золото с теплым оливковым отливом жизни.
День как замер - ни звука, ни дуновения. И в этом безмолвии и безветрии поплыли вниз, медленно кружась листья, добровольно расстававшиеся с ветками, ни кем и ни чем не понукаемые. Они предпочли, прежде чем смешаться с тленом жухлой травы, залететь в память капельками восхищения.
С клумбы сорвала последние анютины глазки - желтые, темно синие - большие и влажные и белые панбархатные веточки цинерарии. Они стоят в хрустальном стакане рядом с иконкой Матронушки.
Мама смотрит на букет. За много длинных, отчаянных дней ей сегодня стало легче.