I.
Осенью повеса-сон, как хряк, повесил нос
На крюк мясницкий. Скисли мюсли склизких мыслей.
Словно сыр катаюсь в кресле. Всё равно. Всё = равно.
Пустые кадки глаз на костном коромысле
Расплескают только горсть блуждающих огней.
Праздность взгромоздила трёхэтажный горб на грудь –
Ни вздохнуть, ни задохнуться, а в сухом вине…
Нет ни капли… даже дождь выхаркивает ртуть.
Сутки на полёт в открытый рот беззубых слов.
Моя сокровищница внутреннего Рима –
Мир во внутренностях мира – кровь и смрад веков, –
Виварий во плоти сутулого сатира:
И сейчас я сам в себе, как миф о мифе о…
II.
О, фарГ хрипящих хрящериц,
в преддверии Аида сердца бьётся рой
мух цецерберов – нет слаще лиц
счастливых мух,
чем если их царапают за ухом
пальцы-циклопендры…
тсс!
ХорошшшороХ.
Чёрно-беленький штрих|||||||кот
ластится у ног
гороховых
шутов, скатившихся в стручок
позвоночника.
На верблюдце с голубой горбушкой
едет джин
с тремя смертями – изо рта
в небесную избушку.
За сквозницы заползла бельмоль –
ни зги, ни зла,
я зрю, как истинный король
червей –
под корень.
Я ползу по раскалённым ульям
облаков – еле-еле слышно,
как горгулья
в клюве сжав
косточку цветущей Вишну.
III.
Колокольный язык – сплав латыни с латунью –
Затрепетал. Айсберги сумрака тают
В котле со вскипевшей зарёй, а глазунья
Растёкшихся солнц – испепелённая стая
Птенцов. Те птенцы – нерождённые фениксы…
Рама. Картинная смерть. Мой призрак –
Сфумато, а плоть из гранёного оникса –
Вся в кракелюрах – от пят и до самого низа.
Час певчий: здесь мученик тащит клещами из голени
Золотоносные жилы, лопаткой копает могилу
В спине – для нэцкэ берцового сердца, ведь боль,
Развоплотившись однажды из бога, окажется силой
Спуститься с небес… по ступеням из плоти-сырца
Поднимается в полночь мой дух – зиккурат…
___________________________________________
Картина: Tomek Setowski