Борьба за власть отнимала все его силы. Это было сильнее наркотика, это было сильнее желания женщины. Возвышение над толпой - вот к чему он стремился, так вожак стаи отстаивает своё право быть первым, но у животных это только путь продолжения рода, у него же это чувство было сублимировано и очищено от всего второстепенного. В чистой власти - высшее наслаждение. Это он понял ещё с колыбели, когда исполнялись все его прихоти, и нянька сбивалась с ног, пытаясь успокоить капризного младенца. Дальше в школе он усвоил, для достижения цели, не нужно напрягаться самому, достаточно найти человека которого можно заставить это сделать для него. Всегда найдутся люди готовые играть вторые роли, и подчинение сильному у них в крови, надо только дать им почувствовать его силу, его физическое и умственное превосходство над ними. Ещё он понял, что жалость делает его слабым - он избавился от жалости к себе и другим. И когда кто-то становился между ним и тем, что он хотел, он бил беспощадно, и даже когда кровь заливала глаза, а одна рука была сломана, он не остановился и заставил противника позорно бежать. Дальше был институт, здесь он понял, что женщины любят только сильных, он ни во что не ставил эти глупые, нежные существа, нужные только для удовлетворения естественных потребностей мужчины, и они охотно отдавали ему себя, покорённые его властью над ними. Он не был красивым мужчиной, как это представляется гламурным режиссерам кино и театра, но его плотно сжатые губы и слегка презрительный взгляд выражали решимость и волю, которые так нравятся противоположному полу, непроизвольно ищущим в мужчине доминирующего самца. Деньги его интересовали мало - это было только приложение к власти. Около него собралась группа или банда, как они себя называли. Всегда можно было обложить данью каких-нибудь лавочников, за право торговать на их улице, или предложить им защиту от других групп района, куда более слабых, а лавочнику всегда проще откупиться от опасности, чем пытаться хоть как-то объединиться с другими торгашами, которых они считают конкурентами и ещё большими врагами, надо только чтобы размер дани не был через мерным, а наказание за неуплату достаточно жестоким.
В институте он увлекся политикой - это было всё, о чём он мечтал, он понял, что людям можно говорить всё, что угодно, и не важно, выполняешь ли ты свои обещания или нет. Подчинять толпу было легко и приятно, люди слушали его восторженно и внимательно, оглашая воздух криками восторга и аплодисментами, он не помнил, что говорил, но знал, что люди хотят пить, есть, размножаться, хотят иметь деньги и как можно меньше работать, вернее хотят, чтобы за них работали другие – это и была суть политики, которую он усвоил. Окружив себя элитой, восхваляющей его, и также жаждущей власти, он и сам стал верить в свою исключительность, Конечно у него были противники, которые хотели только одного - убрать его от общественной кормушки и политики, но что они могли сделать с человеком, Власть которого была страстью, а политика средством. Всегда у его противника оказывалась не в меру разговорчивая любовница, гомосексуальные друзья или незадекларированные доходы. Власть приносила деньги, но и в этом он знал меру - деньги шли в партийную кассу, а не лично ему, и хотя он полностью распоряжался ей, кто посмел бы обвинить его партию?
…И сейчас стоя на трибуне, он испытывал высшее блаженство, и даже не услышал хлопок далёкого выстрела, снёсшего ему половину черепа...