Billy Collins
Japan
Today I pass the time reading
a favorite haiku,
saying the few words over and over.
It feels like eating
the same small, perfect grape
again and again.
I walk through the house reciting it
and leave its letters falling
through the air of every room.
I stand by the big silence of the piano and say it.
I say it in front of a painting of the sea.
I tap out its rhythm on an empty shelf.
I listen to myself saying it,
then I say it without listening,
then I hear it without saying it.
And when the dog looks up at me,
I kneel down on the floor
and whisper it into each of his long white ears.
It's the one about the one-ton temple bell
with the moth sleeping on its surface,
and every time I say it, I feel the excruciating
pressure of the moth
on the surface of the iron bell.
When I say it at the window,
the bell is the world
and I am the moth resting there.
When I say it at the mirror,
I am the heavy bell
and the moth is life with its papery wings.
And later, when I say it to you in the dark,
you are the bell,
and I am the tongue of the bell, ringing you,
and the moth has flown
from its line
and moves like a hinge in the air above our bed.
Билли Коллинз
Япония
Сегодня я провожу время, читая
любимое хайку,
повторяя несколько слов опять и опять.
Как будто съедаю
всё ту же маленькую, идеальную виноградину
снова и снова.
Я хожу по дому, повторяя его вслух по памяти
и позволяя его буквам падать
сквозь воздух каждой комнаты.
Я стою перед громадой тишины пианино и произношу его.
Я проговариваю его перед картиной, изображающей море.
Я выстукиваю его ритм на пустой полке.
Я слушаю, как произношу его,
затем я проговариваю его, не прислушиваясь,
затем я слушаю его, не произнося.
И когда пёс смотрит на меня,
я опускаюсь на колени на пол
и нашёптываю его в каждое из длинных белых ушей.
Это то самое хайку про храмовый колокол весом в тонну,
и мотылька, спящего на его поверхности,
и каждый раз, как произношу его, я чувствую
мучительное давление мотылька
на металлическую поверхность колокола.
Когда я выговариваю его в раскрытое окно,
колокол - это мир,
и я - мотылёк, отдыхающий там.
Когда я произношу его у зеркала,
я - тяжёлый колокол,
и мотылёк - жизнь с похожими на бумажные крыльями.
И позже, когда я рассказываю тебе его в темноте,
ты - колокол,
и я - язык колокола, ударяющий в тебя,
и мотылёк слетел *
со своего места *
и кружит, как привязанный, в воздухе над нашей кроватью.
* самые сомнительные места