она истязает мое уже еле живое тело,
приходит с утра в неизменно белом,
бьет меня в пах, закручивает вены,
решает что вместо выдохов будут пробелы.
а я люблю ее. до рваного беспредела.
но это мое дело.
она, как Пилат, безоглядно жестока,
чертит окурком по правому боку
мне, которому, впрочем, деваться,
некуда. в любой из таких ситуаций
кричит: я знаю что делать. я видела много –
мне скоро двадцать.
я заражен ее песнями, как болезнью,
которая разъедает мой головной и костный.
сейчас это как никогда серьезно.
а в общем, зачем мне вся эта Голгофа, если
бороться за эту девочку поздно?