Или из Тауэра бегут... знатоки.
Рассказ о том, что всегда могло быть, но никогда не было бы.
Первым погиб Александр Друзь. Пауза. Не привык к качественной брусчатке (пуля в селезёнке то же сыграла роль), умирал красиво, можно сказать по-английски, с тихим придыханием и коронным "господин ведущий, господин ведущий", хотя господин ведущий, вероятно, был ни при чём и спокойно попивал чай с корицей в каком-нибудь Лемонклубе, если такой вообще есть. А лицо у Друзя так и осталось недовольное и сердитое.
Борис Бурда, задыхаясь, уверял несущихся в стиле "белка Колесье", что одесситы люди без остроумия, вспоминал рецепты не очень вкусных блюд и хитро улыбался с чертинкой в восторженой обаятельности, что умилило бы, наверное, и агентов МИ6, если бы они стреляли не так хорошо и меткая пуля не оставила в белоснежной улыбке академика пищи (судьба всех кулинаров) заметную щербину. Заодно прекратив деятельность головного мозга.
Александр Бялко напрочь бялкил, да и мямлил досугно. Бегун был отменный, ибо ещё в 1864 сплавлялся в лодке из баобаба по реке Тавда. Ни весть какое объяснение его угорелого бегства, может просто хотел жить, но пущенная вслед титанической рукой алебарда (а я, признаться, никогда не видал летающей алебарды) могуче пронзила его, позволив устало утираться платком секунд 30.
Козлов очень уж злился.
Первое. Он не разделял затеи поэзы и решительно не понимал зачем знатокам бежать из Тауэра по мосту, почему двое нашли свой конец от пули, а третий от брошенной алебарды.
Второе. Форма его осталась в том же году, когда Александр Бялко сплавлялся на баобабе. Третье. Его возмущение вызывало то, что капитаном команды оказался не он, если у команды вообще был капитан, и если эта команда была.
Так что Козлов тяжеленько вздыхал и фыркал, пытаясь быстро переставлять ноги, да и умер... бежать не хотя.
Максим Поташёв любовался в мыслях своей работой программиста и мог вполне рассчитывать на то, что стал героем компьютерной игры. Что ж, это объясняло абсурдность происходящего, но мыслительная деятельность во время бега от преследователей, поместивших знатоков в лондонский Тауэр, не лучшее подспорье для успеха, а заботливый столб при соприкосновении с высокородным лбом не оставляет ничего, кроме шишки. Да и начатое легко завершают борзые, гончие и хороший выстрел.
И только Фёдор Двинятин, пробегая мимо, узрел-таки тощего человека с коротенькой стрижкой "а ля-прусский помещик". Он нашёл в себе силы остановиться, и спросил проникновенно, с бабушкиной лаской, по-русски:
- Фельдмаршал Паулюс?
- Йа,- ответил немец, снисходительно глядя на сына прерий (и почему он решил, что знаток оттуда?).
Улыбка счастья осквернила уста Фёдора Двинятина, а глаза его просияли. Счёт на табло стал 6:5.
Занавес упал.