Моей кошке Марте

Светлана Байбородова
                I

Была ты старшей в нашем доме:
Афина, Афродита, мать.
Богини поступью шагать
Умела в суетном содоме,
Ты всё могла и знала, кроме
Того, как зло в себе держать.
Чужда вранью и пустословью,
Чиста, как неба бирюза.
Когда ревела бед гроза –
Ты приходила к изголовью,
Лечили смыслом и любовью
Спокойно-строгие глаза.
Котят рожала и растила,
Учила не казаться – быть,
И с зайкой солнечным дружить,
Играючи их в жизнь вводила,
Стремясь во мне восстановить
То главное, что я забыла…
Прости. Души мне не хватило
Беду увидеть впереди,
Когда зерно в твоей груди
Недобрым утром ощутила
И целый месяц упустила…
Напрасно я потом спешила,
Молила: «Время, подожди!»
А может, всё иначе было?..
Родных от края отвести
Сумела возрожденья сила,
Но нас ещё, как током, било:
То злоба чёрная бурлила,
Не уставала сеть плести
Обиды и сердца ловила,
Стараясь в пропасть унести.
Она почти что победила…
Но ты нас, Марта, так любила,
Что в тот тяжёлый час решила
Ты в бездну вместо нас уйти
И зло с собою унести.
Еще за то меня прости,
Что стала до конца бороться,
Не в силах мысль перенести,
Что шансов нам не остаётся
И скоро наблюдать придётся,
Как перестанешь ты ходить,
Как будешь заживо ты гнить,
Или – самой тебя убить.
Врач оперировать берётся…
Ты знала:  мукой обернётся
Стремленье жизнь тебе спасти.
Но если крест кому даётся,
То есть и дух его нести.
Казалось, всё благополучно
На операции прошло.
С тобою было неразлучно
Всё золотистое тепло
Вселенной и уберегло.
Нас Волга-мама неотлучно
Лелеяла своим крылом,
И отступил от горла ком:
Я вдруг увидела удачу
К нам повернувшейся лицом.
Я осознала лишь потом,
Что врач не смог решить задачу
И подстегнул процесс в придачу…
Сказал ведь русским языком
Другой хирург, хоть был моложе:
«Жаль. Вашей кошке не поможет
Уже ничто. Ей лучше сном
Уснуть навек по вашей воле,
Не доходя до страшной боли».
Он оказался прав во всём…
Ну а тогда – от счастья плачу,
Ловлю сиянье высоты,
Его надёжно в сердце прячу,
Несу тебе, как передачу,
И… стала поправляться  ты.

                II

Сестрички чуткие посменно
Таранили твою беду,
Лекарства лили внутривенно,
И знала ты, что непременно
Я в пять часов к тебе приду,
И в вальсе взглядов, как в бреду,
Сплетутся две души родные…
Но в ночь дежурить в выходные
Главврач охочих не нашла:
Зарплата маленькой была,
А сёстры – люди молодые.
К закрытой двери я пришла.
Решимость – мать любого дела.
Пролезла в форточку тайком
И вечера с тобой сидела,
Боль прогоняя рук теплом.
Ты на моих коленях млела
Клубком пушистым, звонко пела:
«Не надо плакать ни о чём.
Я, кошка с улицы, не смела
Мечтать о счастье о таком.
Твоя любовь – моё спасенье,
И знаю точно я теперь:
Напрасным не было мученье,
Продолжишь к свету ты движенье.
Любовь одна среди потерь
Дарует смысла обретенье.
И это главное, поверь.
Прими и это постиженье –
И примешь ты освобожденье
От злой болезни от твоей,
Мешающей иметь детей.
Бесследно сгинет наважденье,
И это будет продолженье
Земных трудов души моей».
Я верила тебе, родная,
Благодарила каждый день,
Когда, друг друга обнимая,
Мы неба чувствовали сень,
К нам прикасавшуюся нежно…
Прощанье было неизбежно.
Вдруг солнце заслонила тень,
Тебя последних сил лишая,
Но, с каждым часом угасая,
Бокал ты наливала всклень.
На волоске висела тонком
Твоя прекрасная душа,
А ты жила! Жила ребёнком
И лёжа, тяжело дыша,
Хвостом играла ты с котёнком,
Проворству обучить спеша.
Когда совсем иссякла сила,
Последней ночью попросила
Помочь тебе быстрей уйти
И улыбнулась: «Не грусти…»
Вокруг не вижу я ни зги,
Забыла все слова иные,
Молю: «Природа, помоги!»
И струи воздуха живые
Тебя взбодрили. Как впервые
Ты опустилась на траву,
Сказала ей: «Люблю – живу!»
И одуванчики смешные,
Головки вскинув золотые,
Тебе звенели: «К нам беги!
Здесь не найдут тебя враги».
И целовали дорогие,
Последние твои шаги.
Как не кричала ты, рожая,
А пела, радость излучая,
Что новой жизни даришь свет, –
Так не стонала, умирая,
Меня сквозь муки утешая
И нашу встречу обещая
Там, где страданий больше нет.
Ну вот и всё. Умолкли птицы.
Не слышно хохота машин.
Не слышу ничего. А лица
Вокруг – немее белых льдин.
Как хорошо… Мне б поселиться
В блаженной этой тишине,
Где с Мартой на руках кружиться
Никто не помешает мне.
И лишь Бетховен-дождь один
Сумел в ту тишину пробиться
Аккордом светлых нот-слезин,
Что с неба начали катиться,
Чтоб ими я могла умыться…
И звуков мир стал вновь един.

                III

Когда тебя мы хоронили,
На косогоре положили
Над Волгой-матушкой рекой,
Наигрывал нам дождь слепой,
Чтоб дальше радостно мы жили,
Не убивались, не тужили,
Смывали хворь с себя водой,
А мыслью доброе творили
И этим самым подарили
Святой душе твоей покой.
И тут мы чудо увидали.
Когда тебя мы засыпали,
Над Волгою туман густой
И облаков молочный рой
Как бы единым целым стали
И белый мост образовали,
Несомый розовой зарёй.
Когда ж могилку подравняли
И взгляд я снова подняла –
Дороги в небо не нашла.
Я знаю, ты по ней ушла.
Зато открылись взору дали
За Волгой: горы цвета стали
Встречались с неба синевой.
Они, с тобой обнявшись, стали
Твоими братом и сестрой.
Потом приснилась мне, живая.
Шла, беззаботно семеня,
Как будто не была больная,
И, взглядом одарив меня,
Сказала, как всегда, всё зная:
«Не поумнеть, себя кляня.
Стенаний горы слишком зыбки,
И нет вины, а есть ошибки,
Урок поймёшь – благодари.
Трудись с рассвета до зари
Душою и всему дари
Простые, светлые улыбки!..»


29 апреля – 2 мая 2006 г.
Самара