i.
Меня нет в пространстве, меня нет во времени – ошибочны правила местоимения.
Ни места, ни имени, ни обладания (но это звучит так поверхностно-правильно).
Мне нужно забыть – чем быстрей, тем уверенней: как ранит закат,
спрятать «вижу» за веером – чтоб небо зияло обычною «Кассою» –
куда мы подарком, в мешке Санта-Клауса
– под бой –
чтобы кто-то открыл // просто выбросил (зависит от С Крыльями (вдруг кто-то выписал)
и их – безупречного // нет – поведения),
но это потом, я сейчас не о бремени: быть вечной игрушкой с программой испорченной
врождённой виной и отдышкой порочною – на пульс сердца позже пришедшего разума;
слепыми мигренями, белыми спазмами… – Всё крутится ключик – у нас да за пазухой!
– На связку повесит Бог, на худой крюк – Чёрт.
Но это не то. Это ни о чём.
ii.
О всём – это В.
- {одинокое, гордое, до контуров губ полукруглых прогорклое,
смешное, наивное, чистое-чистое, с испугом в глазах, до ресницы лучистое –
смущенье, что пальцы испачканы кляксою
от ручки, сбежавшей за строгое красное,
– и «ы» потерявшее в спешке диктантности – родное до почерка и несуразное –
как первая пропись, как самое важное}
– как 5 дважды два – на доске Богородица писала, а ей только верить приходится.
и ей только можно. а всё остальное – молва.
Но это не то. Это снова игра в слова.
iii.
Без слов – это кофе пролитый под мамино : привет_ настроенье_ё! утро не раннее!
_ и маска на плечи упавшая каплею_сутулые плечики_ кожа гусиная_ пардон, вы сегодня без платья_осиная_с осиновым колом_ на счастье раздетые_тончайшей материей слёзной одетая_ и вой очумевших машин на обочине_ конечно, минутку_ и стук_ стук_ и громче всё_ и жизнь без дыханья - ценой бесконечности - секунды - второй - за спиною у вечности_улыбка_ до ветра совсем обнаглевшего_ и дважды
два… пять.
Бог с вами, не верите? Правильно! он рядом (в тебе), с тобой.
{no comments, no words _ пока я дышу, от вдоха - до вы… с тобой. забудь навсегда}
Изысканный бред – pour tout le monde и le monde
Отбой.
iiii.
Отбой
это песня, одна, без названия,
и тот же с горчинкой, рассветы все ранние и сладкая боль рафинадом – попробуй, сгрызи!
а я так боялась тех меток-признаний – ты будешь смеяться (любимый, не лги).
Обмани сухо и без слёз.
Я правду сказала: что только мгновение – я даже не Фауст, он думал о времени, а я Маргарита, «увы и ура», всерьёз.
И пусть ненаш мир – совсем не Цветаевой, но, знаешь, они в чём-то до смерти правые
(не левые, вряд ли до сердца дойдут)
– больные до горла отравленной завистью: я, честно, иначе совсем не смогу.
И дело не в жизни, она не конструкторная, и честь не скупается оптом минутами,
но если смотреть долго в небо закутанное, почувствуешь солнце – не так что светло.
и cчастья першинку до хрипа прочувствуешь – уже не забудешь, как солнце раскуталось, чтоб на ночь тебе подарить холод – и тепло...
и шоком электро умрёшь от -суразности –
мы слишком приблизились к слишком не- разные, а я могу лгать уже как дикобразиха,
за измами, эгом, иронией праздною, скрывая...
(светло ли тебе не/?/ мой/?/ милый. со мной – светло?)
…Бог знает, скажи, а рассказывает? неужто ни слова тебе не рассказывает, что я «не смогу» обвенчала тайком с «сберегу»? и первым второе упорно доказывая, я «Вы» от упреков «не – мы» – х до конца (своего) сберегу. и от немоты. хотя, хотя ты…)
ііііі.
… и мы все придуманы, рифмы всё вместят и вместе всегда (почему я не стала стихом?)
и можно нажать на «delete» предыдущего, но кнопочка эта такая гадючная, что только один раз даётся, и лучше нажми потом.
Я начала с очень абстрактного - важного, к нему возвращусь, наконец поняла:
что в чём!
Как больно Ему, когда они молятся, а после за угол – за сребреник Троицу, и Дьявола – во всех трёх за ночь – обвинить.
Им проще себя разделить на:
– сочувствующего – молящего, до глубины души чувствующего,
– распутно-попутно концы с концом спутавшего и канувшего оным концом до иной глубины,
– и на настоящего – спящего - дремлющего и знающего, что такое деленье…
не очень хорошая штука, наверное. но очень удобная.
(совесть – похмельный синдром)
И это звучит резко как обвинение, а я ведь хотела не так. и совсем не о том.
О том, что святая безгрешная Троица – невинна.
За гранью четвёртой кроется – не менее, чем настоящий живой Человек.
И в том разделеньи живёт он запаскою и ходит, моргая на мир с опаскою, а мог бы стать самым живым колесом…
Ведь нету дресс-кода – мол, к Богу не красное, а чистое белое, к Чёрту – пойдёт с духцом (вчерашних бродячих побед).
И нет ни угла, ни засохшего пряника, и глупо себя оправдать раскаяньем,
чтоб с чистой душой обрядить с грехом.
И как Eму больно…
…не пасть до проклятия – как сложно мне… я ведь всего лишь homme…
іііііi.
И вот…
…это самое-самое важное, наивность бывает убийством окрашена, а я всё искала не бездны, а глубины.
В рулетку играя с своей интуицией, я знала, что в девочке той, Эсмеральде, истина –
…и вот
наконец, камень накрепко привязав, я вынырну на секунду одну, чтобы всем сказать:
Любовь может вусмерть себя обвенчать с убийствами, она не посмеет убийством себя оправдать –
кусочка твоей души,
чтобы стать единою – фальшивая ложь под благочестивыми, а чувства такие – отморозки подохшей души.
… и вот
– отыскав одну суть в героине той, я буду над смертью второй до конца рыдать.
Покой Мастера – это фальсификация, и я не боюсь ни капли сознаться в том,
постольку поскольку его втянули в не светлый, но happy, end.
Она бы хранила твой сон даже под мостом;
в бокале – отказом и страхом наполненным,
в мимозе засохшей,
в колене изломленном,
в проклятьи, на синей конфорке горя вовек.
Она бы хранила. – Любовь – больше, чем человек.
а потому я не скачусь до предательства, но я не прощу, не могу я простить вовек
той боли, что ты причинял каждый день Себе.
Зачем? Ну, зачем?
Зачем? Помилуйте – я знаю свободу и слова мимику.
– прошу, умоляю, отбрось всю лирику и сохрани струны своих ресниц.
В глазах ты всегда будешь откровением, не искажай себя отражением,
(а я не размою правду слезой).
Не предавай, милый, себя. Прошу, будь всегда собой.
іііііii.
а я оставляю следы каштанами и стрелки часов – до секунды рваные,
в фарфоровой чашке – кофе и акварель…
асфальта зеркальность – намного, в стократ, честней.
на ней можно нежность всю жизнь писать.
не мелом, а кистью.
я слишком тебя люблю, чтоб заставить лгать.
цветы обрываются танцем семи с полей
пожалуйста, будь. эта вечность в тебе – важней
а всё остальное – слова. и только слова.
несон твой храним. покуда она жива.
© Copyright: Марина Гареева, 2010