В голодный год послевоенный
Один пронырливый щенок
Нашёл на свалке клад бесценный
И вдоволь подкрепиться смог.
Такой подарок - без присмотра!
От счастья помереть готов! -
На свалке красовалась гордо
Гора селёдочных голов.
Сперва сидел он тише мыши,
Из пасти капала слюна,
Лишь зов желудка тяжкий слышал -
Такие были времена.
Он убедился - не прогонят
(Не надо просто никому),
И не отнимут, и не тронут.
Всё это счастье - одному?!
Молчал замученный рассудок,
Таких не помнивший чудес.
Пёс пировал, пока желудок
Не отказался наотрез.
Отяжелевший, сытый, сонный,
Не знал, что ждёт его беда.
Язык взбесился воспалённый,
Царапал горло: где вода?!
И жажда острыми когтями
Щенка терзала не шутя.
Ах, лучше б били сапогами
Собачье глупое дитя!
Детёныш плёлся по дороге
И не глядел по сторонам.
Несли к стоячей луже ноги -
Инстинкт животного упрям!
Он плакал, пил и снова плакал,
На лужу жалобно рычал.
Едва стоял на тощих лапах -
Он будто с лужей воевал!
Не удирал он от прохожих,
И морду в воду положил.
Никто собаку не тревожил
И злые шутки не шутил.
Дождём закончился тот вечер,
Щенок куда-то запропал,
Но разговоры шли при встречах,
Мол, дед к рукам его прибрал.
Тот старый дед с корявой палкой
Дежурил после втихаря
У позабытой этой свалки,
Слова плохие говоря.
Собак гонял с остервененьем,
Прослывши злобным чудаком.
Щенков бездомных поколенье
Дружило с этим стариком.
Он их лечил, кормил сурово,
Ругал, жалел и понимал.
Селёдкой этой, право слово,
Их никогда не донимал.
Родных-то нет, война сгубила,
Что ж делать, лечь и помереть?
"Войну спросите, что творила.
Кому-то надо их жалеть."