Григорий Распутин

Валентин Клементьев
Григорий Распутин – целитель и плут,
Ты взял в свои руки и пряник и кнут,
Россию подвёл на погибель и мор,
И вынесла смута тебе приговор!

Он сыпал чете императорской - соль,
Нашёл в царском доме себе злую роль.
Сколько же нажил себе языков?
Попил у монархов – и соки и кровь!

Имел безграничную власть над людьми,
Магическим даром приблизил умы -
Министров, советников, разных послов
По должности двигал влиянием слов.

По половицам стучал сапогами,
Сорил в кабаках и притонах деньгами,
Устраивал оргии, баб соблазнял,
Девиц беспардонно и грубо ласкал.

Но вот в Петербург подлеца занесло!
Для духовенства посеял он зло,
Юродивым старцем себя возомнил
И статус «святого» себе заслужил.

Своим заклинаньем уверовал в чары,
Возвёл в ранг господства брутальные нравы,
Безбожно, и в доску, без устали пил,
Да деньги казенные в барах кутил.

Гнал без оглядки ретивых коней,
Да только прикрытием был Алексей!
Он знал, ты придёшь и страданья облегчишь,
Целительной силой болезни излечишь.

И день ото дня Алексею не легче,
В покоях дворца зажигались все свечи,
Распутин сидел у постели, - как пень,
Рукой наводил Цесаревичу тень.

Окончен приём, на Гороховой гости,
Хватало в тебе лицемерья и злости.
Желания плотские, крики и смех,
Ох, как ты любил этой праздности – грех!

Время проходит и новый приём,
Сама Александра ждёт гостя в свой дом,
Икона стоит утешеньем души,
В спасенье России от смуты и тьмы.

А ты не дурак! Выпьешь кваса – бадью…
И прямиком – экипажем к царю,
В гостиной тебя, как спасителя примут,
И бархат ковровой дорожкой раскинут.

Стоит Александра – царица земная!
На сердце колотит тоска роковая,
И шумы стихают в покоях дворца
Под властью развратного горя-льстеца.

«Опять сын страдает и просит тебя,
Всю ночь не смыкал Цесаревич глаза,
В тебя уповаем и ждём перемен,
Чтоб прочь обратить предрассудки измен».

Распутин нахмурит тяжёлые брови:
«Ну что ж постараюсь избавить от боли,
И в спальню уже никого не впускать,
Пока не закончу молитву читать».

Целитель склонится над ложем, как чернь,
И вновь поплывёт чёрной кармою тень:
Пьянки, поборы, распутство, грехи,
И ворон сидит на подпорке стрехи.

Проступит на лбу холодком только пот,
Злым помыслам старца не вторит Господь.
Любви не внушала льстеца борода,
И зрела уже - катастрофа, беда!

Снимается боль повелением воли,
Царевич не чувствует жара и боли,
Молитва читается, свечи горят,
По окнам – разводами, капли скользят.

Мелькнёт на крыльце уходящая тень,
Ворвётся на улицы, площади день.
Монархии близится горький конец,
И мрачность окутает царский дворец.