А.
Аз Есмь как перст – один,
и поминутно жребий
Добра и зла
бросаю вам сто крат,
И только Я, быть может, виноват
В том, как влачите подвиг свой жеребий.
Я вас готов и слушать и судить,
Я вам готов вещать и открываться,
Готов не ждать от вас ни славы, ни оваций,
Готов и чашу вместе с вами пить.
Почти бессмертен в мире мой закон,
Но только Я – как целый мир бессмертен,
И на Голгофе мой предсмертный стон
Был только мне кромешно интравертен.
Я не покинул вас; Я только вышел вон.
В.
Будто сейчас, - и на совесть, -
кто-то запутал следы;
Породительней дня этот взгляд отражается в сколе мгновенья
Как полярное зарево.
Алые искры – в капель,
Раздражая тягучую воду;
огонь шепелявится паром,
Словно мягкими лапами капли поймав налету,
Остывая,
в железную быль оправляет летящее, звонкое тело.
Как слезу угадать, как судачить за праздным столом,
Переполненным воздухом?
Глаз – заменен циферблатом;
Замещается зрение –
вкусом глотательных спазм, -
В паралич, на предательство,
в мерзостно сладкое –
Если;
Есть ли;
будет ли?
Ласточка съест ли его,
Будто спутник летящий;
но, вдох не приладив к рожну,
Всем бессмертьем душа восстает поперек победительной смерти,
Чтоб востождествовать,
разорваться, -
восторжествовать
В этом замкнутом торжище -
множаще-божном,
языческом,
древнем и смертном.
С.
Цивилизованный кентавр Хирон
Учил Язона боевым искусствам,
Учил веселым в меру быть и в меру грустным,
И чтить учил Природу и Закон.
Но нет печальней доли, чем у рока
Испрашивать как раб свершения и срока;
Несчастней, чем последний лежебока,
Окажется пред ним подвижник и герой.
Проплыл полмира через бури «Арго»,
Неся руно, свое похищенное карго;
Но, как погибшая душа, был отлучен от моря,
Ненужный, как Язон.
Всю жизнь с судьбою споря,
Воистину повергнешь праху
совесть и любовь.
D.
Дожди словно шаг твой –
питают иссохшую землю;
Так, наверно, слезою запекшейся жажды
время встречает друзей...
...Иные встречи;
злые времена;
Лукавые и низменные речи;
Тяжелые, натруженные плечи
Планеты – забывают Имена
Как старые рубцы переживаний.
И плача, чтоб совсем не унесло,
Сжимают пальцы вечное весло
Съедающих себя существований.
И чистые слова – почти не в счет;
Быть может, это речка о-течет
Надгробие неразделенной встречи,
И рассмеется, не узнав себя
В восторженном пророчестве Предтечи.
Е.
Емеля на печи прикинулся душманом;
Обарахлившись ржавым ятаганом,
Надев на темя стираный платок,
Оборотился взглядом на Восток;
И, в роль войдя, стал Грозен и Аргунист,
Но на печи, конечно, – не в бою:
Театр ада в заскучавшемся раю,
Где Бог – актер, а человек – задумчив и сутулист,
Как горный кряж меж полюсов,
Горящих ледяной, неумолимой ненавистью к Богу.
О Господи, сыграй, сыграй нам что-нибудь родное на дорогу,
Ворота закрывая на засов.
Но не звени так погребально гильзами по рогу!
F.
Фантазия – что может быть реальней!?
Как может только Бог быть Бога инфернальней
В непобедимой грешности любви;
Лишь взгляд, лишь профиль ветра ;
но – лови,
И порождающее станет прирожденным,
Единым Целым в любящем родстве;
Так, сотворив, сам станешь сотворенным,
Отдав себя, как божий свет, живой листве,
Чтоб дать дыханье Звездам и Творенью.
И чтобы Дышащее – славило вовек
Господней страстью созданное зренье,
Которым плачет Бог, как человек –
От смертной красоты приговоренный тленью.
G.
Гноится день, как сложный мадригал;
И зубы грешников, что сломанные ноты,
Впадают кровью в хриплые пустоты,
Когда Орган Господень – отыграл.
Свое неуловимое стенанье
Приносят души в стиснутых губах,
Рассыпав прахом в пыльных сундуках
Тела надежд и искушений знанье.
Гнусавой вязью лживых голосов
Сплетенная из страха и молитвы,
Жизнь корчится на лезвии у бритвы,
А храм – горит, закрытый на засов.
И копоть ладана обугленные слезы
Хранит как ночь – пугающие грозы.
H.
Хоругвеносцы Божьего Завета
В тяжелых ризах, сотканных из снегирей;
В разгар весны и в предвкушеньи лета
На светлый праздник, выйдя из дверей,
Зажмурившись, мгновенный запах солнца
Способны ощутить в глазах на миг,
Пока народ, восставший из вериг,
Глядит на них сквозь пыльное оконце.
И в изумленьи, весь позеленев,
Как ослепленный алым половодьем, -
Готов упасть перед любым отродьем,
Чтоб только утолить свой одичалый гнев
Безумным бредом блефа и пародий.
I.
...И тонкий, тонкий эльзевир,
Свинцом клубящийся в молитве,
Вонзив серифы в толщу строк,
О всех, кто мал и одинок, -
В кипящем гневе, пре и битве
Сплетает ярости венок
Из обретенья и потери,
И люди, темные как звери,
Читают полосы, стремглав
Мерцающие на экранах;
И гром зубов в заморских странах
Печатается кровью глав
На одичалом горизонте
Родной, нехищной стороны.
Как письменами со стены
Приходит ужас подозренья
Сквозь запоздалое сомненье,
Угаданное со спины.
J.
Jа – в Господе, а мой Господь – в тебе;
Скажу «спасибо» - миру и судьбе
За твой горящий бронзой терминатор,
За мой когда-то пройденный экватор,
Качающийся на петле вины
Открытьем небывалой глубины.
Все здесь – молчит, и все – равно-звучаще,
Когда любовью, мудрой и творящей, –
Дождя коснется тонкая рука,
Чтоб в ясности живого языка
Сложить в мелодию законы и созвездья,
Уча их видеть свет и чистоту.
И, уходя по лунному мосту, –Оставить ноты как слова предвестья.
К.
Как только Божье сердце может всех любить,
А Божий Разум – правым Гневом реять,
Так только Бог один – способен все забыть,
Так может только Бог – один пахать и сеять.
Кровоточащий разум, позабывший рай,
Кровавым делом в грязь лицом низринут;
Как будто Божий Сын – Отцом своим покинут, –
Крылатый Человек – бескрылен, нем и слаб.
Но Бог, посеявший питающие злаки,
В сердца приходит с каплями Вина,
В котором – Кровь Господня, и вина –
Снимается с раба; и по углу атаки
К Ветрам Небесным – Вечность нам дана!
L.
Летя как многогрешный мир – вниз головой,
Срастаюсь с ним – как с Верой и Бедой.
...Познать, познать,
Еще бы рас –
познать,
Как разделить родное – со вчерашним,
Как увидать твои следы на пашне,
И как, поклявшись всем святым и страшным,
Узнать, как прорастает Благодать.
И как Земля беременна тобою,
Как будто отступившею судьбой;
Как Ангел с пламенеющей трубою
Трубит бессмертье – ужасу и бою,
Но, сердце отогрев своей пятою, -
Лишь лилии бросает за собой...
М.
Мзда не дается пророку,
Как проповеднику – голова;
Унавоженная земля – плодоносит пороку,
И совершенно бесплодна – молва.
Рукопожатие безголовых вождей –
Бессмысленнее сухих дождей,
Когда мираж отражается в песчаных лужах,
А Петров День – угрожает палящей стужей.
Звёзды на кителе старца;
На груди фанфарона – кресты;
Солдатскими головами маршалы забрасывают кусты;
Фюрер к фюреру, Глава к главе –
посылают смерть как ординарца.
Потому что Мысли, имеющие большие последствия,
к сожалению, слишком просты.
N.
На четверть жизни прожитый урок
Слагается неведомой Вселенной,
Заносчивой, пылающей и тленной,
Живущей смертью – для бессмертья, впрок.
Господь воскресший – явно ходит среди нас,
А мы его неявно презираем,
Еще ясней – глумимся;
будто там, за краем
Не ждет нас Божий Суд, неровен час.
Меч Веры, щит Любви принес с собой Мессия;
Стучат о щит мечом – неверие и гнев,
И царствует в грехах князь блуда и бессилья;
Безумный Третий Рим – немытая Россия,
Купается в крови, на век осатанев.
О.
Общение с кровавым богом дна
Дается всем рябым и одиноким;
Но где же Ты, Единый Бог
и бдения и сна, -
Кто звал Тебя таким
холодным и жестоким?!
Господь, отвергший знаменья и страх,
Не сшедший со креста, таинственный и странный!
Наш поезд прет по нам на всех своих парах,
Под семафорами крестов,
по эстакадам черепов, –
дорогой балаганной.
Опричнина лает, кирпичные легкие сжав;
Забытый гудок паровой леденеет железным скелетом;
Дым от пожарищ кружится из трубки – засушливым летом;
Псы одичавшие ловко копируют лай Победивших Держав.
Холодно в доме.
В пробитую брешь улетает последний за век самолет с Пиночетом...
Р.
Печально спляшет чудо-человек
На темени своем чечетку бодрых пальцев,
Тяжеловесный скок крутых неандертальцев
Впустив под череп прямо в ХХI век.
Все мы – пра-люди, в джинсах и шерсти,
Когда по кругу запускаем мысли
И каждый день – с утра и до шести
Висим ведром на чьем-то коромысле...
...Воробушек, присев на сгорбленной спине,
С улыбкой чистоты и в ясном просветленьи
Задумчиво творит Общественное мненье
О Разуме, Прогрессе и бездонной глубине
Всего того, чье имя – прах и тленье.
Q.
Quo vadis?!
Нас, зверей, сгоняют в небеса;
От крыши до дверей – прогорклый запах ада;
Ребордой колеса – цветочная ограда, –
Чахоточный кипрей, подрезавший леса.
Стальная полоса меж зрением и раем;
И мы – себя играем, и слышим голоса,
И даже умираем, не веря в чудеса;
Как пьяная роса, – залетным попугаем
Толкаясь в Вечный Дом упреков и затей, –
Бессмысленным трудом спасения сгораем,
Как пламенный Тезей, –
в свой Лабиринт играем,
Утраченным путем потерянных стезей
Кружа в пространстве замкнутом
между Концом и Краем.
R.
Рабам и Бог быть может только раб;
И раб лишь – будет Богом для рабов.
Вот только Бог – воскрес, и – был таков;
Когда же рок играет клавишею “tab”,
Ты таешь, как курсор меж облаков
На ясном «Нортоне», но в файлах дураков
И негодяев умираешь, как Иов.
...В прекрасноречии – не надо долгих слов,
Но долгие Дела – бывают так же редки;
Как Бог-Пигмалион, прекраснейшее в клетке
Выращивать лишь любящий готов.
Но – любит ли Любовь сбежавшего из клетки?!
S.
Соприкасаясь телом и душой,
Судьба и жизнь – не знают половины, –
Волною, подымающей глубины,
Как пенящей сознанье анашой.
Преступник, оставляющий повинной
Всю истину, – не брат ее меньшой,
Но – ассириец с огненной пращей,
Геенне распадения повинный.
Всё Целое – навзрыд рассечено,
Назло добру и злу – во искушенье
Творить добро любви сквозь обольщенье
Самим собою;
так обречено
По кругу странствовать неистовое Солнце.
(Как флаг предусмотрительных японцев).
Т.
Теперь же (как тогда ли?)
Мы думали-гадали
В Симбирске и Цхинвали –
Махатмами признать
Двух местных уроженцев,
Шамбальных выдвиженцев,
Не разберешь, – для немцев –
Друзей или – врагов.
Но с твердостью отцовой и неверной,
От преданности впрямь неимоверной,
Стоим на разуме, ладонями по швам,
Ушами хлопая о воздух;
что уж вам, -
Слабо – вот так-то привыкать
к свободе непомерной?!
U.
Упругое, раскрытое мгновенье,
Теченье тяжести по древу естества;
Слова, простые, словно мановенье,
Зеленая, как мужество, листва.
Нет алых снов в надежде очевидца;
Все верное – приходит и хранится
Над сердцем, в радости прекрасного лица
Витком случайности, не ведая конца,
Который – не начертан.
В круг бессмертных
Ведешь неколебимо, без греха.
И где там смерть?! Все – бред и чепуха,
Вчерашний дым и праха вороха,
Когда душа – на Литургии Верных!
V.
Венчается главенство полосы
Над плоскостью; и все – ожесточенно;
Когда так сказано –
что толку горевать,
Коль мягкость – только в памяти терновой
В ногах у ветра...
Скошена в огонь,
На полупальцах движется Свеча
По окруженью глинистого сада.
И звезды опускаются, крича,
По обгорелым листьям винограда.
Словарь – захлопнут; вытоптана Речь;
Но вкусом Букв – наполнены аллеи;
И бабочки сплетаются, немея,
Как волосы, отброшенные с плеч...
W.
Вращение Твоих материков
Срастается в Твоем Преображеньи,
Как Бог, живущий лишь в воображеньи,
Приходит к твари из Патериков.
И Троица, священная, как знамя,
Ведет на Бой, давно забытый нами.
И не бывает посрамлен Господь,
Покуда дышит и страдает плоть
В отрыве от Источника Творенья;
Но словно на Фавор, взыскуя оперенья,
Возносятся тела волной летящих душ.
И каждый человек, как некий грозный муж,
Спускается с Горы в слезах от Просветленья
Х.
И Ксанф пришел к Эзопу – поболтать
О Ясности, о Мысли, о Начале
Всего случайного и вечного; узнать
О доблести, о подвигах, о славе, -
Ну, словом, обо всем, чем обделил Господь.
И мудрый эфиоп поведал самозванцу,
Как капает вино с нагих протуберанцев
Его жены, и как на вкус шафрановый ломоть
Закатом сдобренной Луны.
И виноградных листьев
Заржавленные опахала прикрыли крыльями
зеленый виноград;
И – не проникся Ксанф
кровавым соком кисти,
Несущим ведовство, собрав «вино» и «град»
В полет над Пропастью, не знающей корысти.
Y.
...И дарит раскаленное стекло
Немую веру – горлышком навстречу;
Архангелу – как равному перечу,
Узнавши то, что время нарекло.
И галактический Порядок принимая,
Несбыточность душою обнимаю.
Когда в язык вонзается имбирь,
Речь капает, как тонкая цифирь,
Лишь тайне открывая маргиналы,
Не спрашивая, - много или мало.
Так шепчет – Мысль, найдя концы узлов
На связках чудно связанного мира.
Z.
Закрыто небо.
Гибель на глазах
Повисла бесконечной паутиной;
Визгливый взмах – надрывностью утиной
Не в силах тяжесть взвесить в небесах;
И воздух – пуст; и больно под ногами
Чернеет снега пористая медь;
Глоток заката, - проглотить, успеть
И – раствориться в бездне облаками...
...Летят навстречу – Бог и человек;
Бог – машет крыльями, а человек – руками;
Но – прямо Бог летит, - за веком век,
А человек – заштопорит кругами,
И – только всех надежд – на Божию Ладонь...
.