Откуда она появилась?
Наверно, для этой истории не так уж важно.
...птица поселилась на краю маленького городка,
крохотного рыбацкого городка, чье название давно выбелила морская соль и вылизал ветер, оставив лишь привкус йода,
в самом конце улицы имени кого-то совершенно не имеющего никакого отношения ни к чему птичьему,
узенькая извилистая дорожка, сбегавшая с холма, обрывалась здесь густо заросшим жесткой и пыльной щетиной травы откосом.
Свое гнездо она устроила под крышей большого дома;
окруженный темной глухой стеной, он гордо возвышался над округой.
Оттуда,
из-под красночерепичного ската этого великана, открывался лучший в городе вид на море
(правда, Птица выбрала это место совсем по другой причине).
Высокий, статный,
укутанный с головы до ног плющом кабальеро,
словно бы навсегда замерший в каком-то неопределенном возрасте, дом
был совсем не против такой квартирантки,
даже наоборот,
мысль, что из всей улицы имени кого-то совершенно не имеющего никакого отношения ни к чему птичьему птица выбрала именно его крышу,
приятно щекотала несколько поувядшее с годами самолюбие.
Всю свою жизнь,
одинокий грустный мечтатель,
он стремился к морю,
к свободе,
эта безумная страсть терзала его с тех самых пор, как строители, разобрав последние леса и собрав инструменты,
шумно отметив окончание работ, ушли,
и он впервые открыто взглянул на просторы раскинувшиеся почти что у самых его ног,
исчезающие вдали неровные точечки кораблей,
птиц парящих между синевой неба и синевой воды.
С тех пор тоска по морю уже ни на секунду не оставляла его: ни днем, ни утром, ни вечером, ни ночью,
ни в глубине созерцательности осени, ни в медленных снах зимы,
ни в душном угаре лета, ни даже в радостном весеннем припадке...
Был ли виной этой тяги, этих странных фантазий,
какой-то инженерный просчет, или быть может
горсть разноцветных ракушек припрятанных сыном одного из рабочих в углу подвала,
что-то еще,
кто знает.
Время шло.
В лабиринтах комнат сменялись поколения,
потихоньку ветшала мебель, ржавели трубы, стирались ступени
(хотя, все это было так незначительно для дома),
он продолжал свой упорный труд.
Три сантиметра!
Три сантиметра и шесть миллиметров -
вот на сколько смог он приблизиться к цели.
Лишь на столько смог он приблизиться...
Был один из ясных, солнечных дней заканчивающейся уже весны.
Легкий бриз гладил теплые камни.
Городские улочки и дворы окутало состояние дремотного оцепенения.
Погруженный в мечты, дом не сразу-то и заметил, как она появилась.
Даже, когда птица вежливо поздоровалась и спросила нельзя ли немного пожить под его крышей,
он хоть и ответил "Да",
но для себя все же решил, что этот нежный голос,
серое оперенье и необыкновенные, столь живые глаза ему всего-навсего примерещились.
Лишь на закате,
услышав, как ему пожелали спокойной ночи, он понял, -
у него гости.
- Здравствуйте, - после неловкой паузы произнес дом, и запылал румянцем
(а может, это стремительно падающее за горизонт солнце плеснуло на него своими лучами?).
Всю ночь он думал о ней,
а ведь обычно
именно в это время, когда бесконечная песнь прибоя особенно хорошо слышна,
ему грезилось, как он рассекает своей каменной грудью тугие волны,
как за горизонтом исчезает земля;
вокруг бескрайние воды,
небо,
и только ветер... Но...
этой ночью:
"У нее такие прекрасные крылья, - думал он.
Она может лететь, куда захочет, даже над морем.
Да, что там,
кажется, её глаза - это море".
И так неожиданно нежно:
"Её глаза - две планеты покрытые океанами..."
Следующие несколько дней Птица была очень занята:
с самого утра улетала по каким-то одной ей ведомым делам,
возвращалась на закате и сразу ложилась спать.
Дом почти как и прежде любовался морем,
только теперь он нередко стал сравнивать море с ней.
А в четверг...
Птица вернулась чуть раньше обычного.
- Добрый вечер, - весело пропела она.
- Мы ведь так и не познакомились, как следует.
Меня зовут Птица.
- Дом, - пробасил Дом.
- Очень приятно, - словно множество колокольчиков прозвенело на ветру. - Знаешь,
с тобой так спокойно и тихо.
Кажется, это именно то, чего мне так долго хотелось.
Дом настолько удивился, что даже флюгер на его башенке ни с того ни с сего заметался из стороны в сторону.
- Но разве,
разве это интересно...,
покой?
Мне казалось, его у каждого при желании может быть вдоволь.
А вот свобода,
движение -
вот настоящая жизнь.
- Ну, что ты, - Птица даже махнула на него крылом.
Все только и мечтают о спокойствии, уверенности,
мо-но-лит-нос-ти.
- Я не мечтаю, - горячо запротестовал Дом. - Я хотел бы...,
словно корабль,
рассекать волны.
Хотел бы путешествовать.
Хотел бы летать,
как ты...
Птица, кажется, улыбалась,
если такое вообще можно сказать про птиц.
- Ты странный, Дом.
А хочешь, я попробую научить тебя?
Крохотный рыбацкий городок, чье название давно выбелила морская соль и вылизал ветер, спал,
спали дома и деревья,
темная
спала улица имени кого-то совершенно не имеющего никакого отношения ни к чему птичьему.
- ...представь, что стены твои - это не кожа и не одежда,
это скорлупа, которую пришло время расколоть.
Ты такой же птенец, как и все в этом мире.
- ...представь,
как в первый раз расправляешь крылья.
Позволь себе стать легким.
- ...ты
расправляешь
крылья,
делаешь шаг...
Каменные коконы города становились все меньше и меньше,
все выше поднимались две тени:
легко, будто танцуя, плыла в воздушных потоках маленькая серая птичка;
неуклюже,
угловато,
но с каждой минутой все уверенней
взмахивала крыльями большая,
чьи перья, похожие чем-то на черепицу, отливали темно-красным...
И были проносящиеся внизу темные воды, хищные рифы, лодки и корабли,
и ветер срывал соленые пазнущие водорослями брызги с пенных гребней волн,
а над головой слюдяными капельками переливались звезды...
- ...я так привыкла к полету, что и забыла, как это может быть прекрасно.
Может быть, я была еще более окаменевшей, чем ты.
- ...ты мне расскажешь,
как это,
быть твердым,
неподвижным?
О покое?
То, что знаешь...
Было еще темно,
все крепко спали,
когда на улицу имени кого-то совершенно не имеющего никакого отношения ни к чему птичьему опустились две тени.
- Оказывается, полет может быть таким разным, - размышляла Птица.
- Я потерял столько времени, а ведь всегда был свободен, - недоумевая, поскрипывал Дом.
Он тут же заключил:
- Если каждый может стать свободным, значит, каждый
может стать и камнем.
Немного подумав, продолжил, обращаясь к Птице:
- ...покой.
Ты хотела узнать о нем...
Когда мы летели, я почувствовал его сильнее, чем за все годы стояния.
Покой...
Просто
нужно найти равновесие в себе.
Ведь во вселенной все находится в равновесии. Значит и мы
часть его равновесия.
Просто нужно почувствовать это,
почувствовать корни пронизывающие все вокруг,
понять, что ты часть узора.
Они замерли, вслушиваясь в себя,
ощущая себя в мире,
спокойно-умиротворенные,
превращаясь в два неподвижных изваяния,
даже более неподвижные.
И в то же время они двигались вместе со всей планетой, со всем, что существует.
"Почему я раньше не задумывался над этим?
Как не замечал того, что уже имею все, что мне нужно", -
подумал Дом.
"А ведь я всегда считала себя свободной...", -
подумала Птица.
Их мысли
тут же растворились в ощущениях движения и спокойствия, уверенности, без ожидания завтра,
растворились в гармонии.
Две тени
в темноте южной ночи,
над волнами,
две тени скользящие среди звезд.
Все всегда проще, чем кажется...,
и, может быть, даже еще проще.