Поэма пронизана одним образом. В ней я окончательно ушел от формы. Из-за двадцать второй главы даже её объём имеет довольно размытые рамки. Лейтмотив произведения это имена: от самого первого – давно забытого, до самого последнего – ещё неназванного.
Посвящаю сей труд И. Б. Туманову, М. И. Цветаевой, В. С. Высоцкому, Б. Б. Сибиданову и всем моим близким и родным, т. е. всему человечеству.
0
Инициалы, координаты –
моя визитка.
Вы не хотите сказать мне правду?..
Нет, не хотите.
Я наизусть вас уже не помню,
я с вами сросся.
Забыть ваш смысл не просто поздно,
а слишком поздно.
Я в эти знаки как в сеть попался.
И ставлю подпись.
Моя душонка – всего лишь паспорт;
дана ПоГОСТу.
А быть забытым и сжечь пожитки
дано немногим.
Им подражают, их ненавидят,
но не по догмам.
И тот, кто в прошлом звучал Антоном,
бутоном краски
раскрыл в подвале свои полотна,
мечтам предался…
1
Катя,
а ты «Катюша»,
или Котёнок?
Согреешь душу,
или сума сведёшь?
Ника – это имя,
или такой ник?
В тайну его проникнуть,
прошу тебя, помоги.
Поэма имён –
поэма без имени.
Кто Стас, кто Семён
выясним.
А главный здесь – Юра
(по-латышски – море).
Обзывают юродивым уркой;
держись православный Егорий!
Юрец, Юрочка, Юрка
Юрок, Юрик, Юран…
наплюй на чужую юркость
юный ты мой братан.
Но это не я,
не автор,
скажу не тая
правды!
А некто
вполне абстрактный:
с Ленкой
и Манькой, –
Маниакальный Лентяй,
питекантроп,
созданный
для битья
автором.
2
Общественно
бесполезное
занятие
практикующий. –
Плевание в потолок. –
Лучшее мероприятие,
нравственности
эталон.
Самый момент прекрасный –
страдание от безделья.
Некуда тут опаздывать;
феерия и мистерия!..
А рядом спит кот
по кличке Гудрон.
Тук-тук:
– Там кто?
– Это мы,
открой,–
воспоминания и сны:
Марины, Иры, Даши,
твои дочурки и сыны
и даже
прадеды.
Твои друзья и недруги.
Праведники,
преданные
забвению:
соратники и соперники;
классики и современники;
славянофилы и западники;
болельщики и организаторы;
засранцы и ассенизаторы;
большевики и меньшевики;
коммунисты и демократы;
собаки и кошаки;
Дмитрии и Агаты.*
А за окном:
– Мя-а-у.
Тихонько (кошка).
И опять:
– МРЯ-А-У!!!
Но уже истошно.
И – вспышка!
Игорь, ты ли это?
Ишь ты!
Не-а –
Гриша.
Какой – не важно,
но Гриша – трижды
и Саша – дважды.
Причём Саша –
и так, и сяк
и Женя – и так, и сяк.
А далее лишь Костян,
гуляющий по костям.
И, под именем Немезиды,
вся планета по имени Земля,
где Зина тянет резину
и курит кальян Колян.
Милиция и Революция
идут говорить с Парашей;
а Розы идут по той цене,
что ставит им Папараций.
Надежда, Любовь и Вера –
тоже шлюхи продажные.
Всё гаснет во мраке, Света!
И нет непорочной Маши.
Виктория незамужняя
на Викторе неженатом.
Но это не вы, а ужасы
абстрактных фантазий автора!
*Когда я хочу прервать телефонный разговор, я говорю: «ой, извините, ко мне пришли…» и кладу трубку. Обман безо лжи.
3
Добрыня, Илья, Алёша –
не стать ли тебе четвёртым?
А ты всё кумаришь лёжа,
явлением отвлечённым.
От А-льберта и до Я-ши
все спорят и хорохорятся,
но с ними не сваришь каши,
кусошничать даже боязно.
Вы просто красьте заборы,
чините скамейки в скверах:
Андреи, Петры, Егоры,
Прасковьи и Даздрапермы.
Отставить все разговорчики. –
Пустейшая трата времени,
предательства форма заочная,
самозащита сплетников.
4
Натуральнее чем у ананаса
ананасового вкуса не может быть.
Единственный миротворец – искусство,
остальные – милитаристы.
Коммуникации массовые –
бессовестные болтуны,
добытчики
информации,
сказители-исказители
высокооплачиваемые;
проще сказать – лгуны.
А есть ведь ещё фамилии
иные…
5
Желтов, Черненко, Беляев,
Краснов и Римма Зелёная –
краски фамильярности.
цифры и числа после них:
Десятниковы и Сотниковы
и кажется сам граф Нулин.
Семейную связь носите вы
в душах по грязным улицам.
И Молотов с Кузнецовой
куют поколенье новое,
инертностью реакционной,
на смену былых Ньютонов.
6
Юрий Игоревич
и Игорь Юрьевич.
Отчество –
связь с отечеством.
Перестановки шуточные,
просто от «делать нечего».
Порою, как заклинания,
звучат они оглушительно –
небесные сочетания,
как местные небожители.
Вот Юрия Алексеича
все знают в просторе космоса,
а Александр Сергеича
читают в любом возрасте.
В учебниках по истории
редкое сочетание –
Иосиф Виссарионович,
под псевдонимом «Сталин»;
кровавыми буквами вписанный
героями того времени.
Не вырвать нам той страницы
минувшего поколения.
7
Танек и Анек уйма,
Росинок довольно мало.
Обложками их шкуры
становятся для Романов.
Любят поэты редкости,
крайности и диковинки.
Мне Шаганэ ревностно
видится в каждой школьнице.
А кошка за окном – «Мяу»,
безымянная и бездомная…
Прости смысловой ряд
героя моего сонного.
8
Стук в дверь –
уже наяву –
Сергей,
согретый
лучами
звезды
по имени
Солнце.
Выдавливает совет:
«Скучать не стоит!».
«Серёжа,
а я не стоя
скучаю,
а лёжа» -
ответил Юра.
«Дурень!
Проснись и пой!
Что с тобой?!
Там – клёвое настроение,
а ты тут стареешь,–
даёт Сергей наставления, –
вылезай скорее».
9
Обулись и вышли
на улицу имени Терешковой.
И пешком
в именитые школы жизни –
бары и рестораны
двинулись
праздновать
Серёжкины
именины.
10
На полпути вспомнили
что денег нет.
Зайти чтоль к Толику,
занять монет?
Зашли,
а в квартире Толяна сброд.
Он пьян как скотина
и дальше пьёт.
Что не день – то праздник,
или канун.
Все люди – братья!–
It is so good!
У Макса –
синяк под глазом,
а Глеб
ест хлеб,
Юлька
юлит,
спит
Ипполит.
«Здравствуйте земляки,–
Толян простонал,–
Серж и Уран,
а денег не дам».
«Ну и бывай. Талант не пропей» –
рапортовал грубо Сергей.
11
И Юрий двинулся домой
по надоевшей мостовой.
И был ограблен и избит,
почти на полпути страной –
какой-то дурью групповой.
Возненавидел их, как вид.
12
А дома:
кот
голодный
орёт как будильник,
урчит как холодильник.
«Ну и дебильный
у меня кот» –
думал Юра. А Гудрон
думал в точности,
да наоборот.
13
В каждой Моське дремлет Мухтар,
а в каждом Мухтаре – Моська.
Сказка всюду – и здесь, и там…
главное друг упорствуй.
В каждой ящерице – дракон,
в каждой секунде – вечность,
а в рассуждениях дураков
машет рогами нечисть.
Только не дай себя с толку сбить
встречным чужим упорством;
каждое чудище норовит
пастью метать грозы.
Кто бытиё подаёт как быт –
в этом быту замешан.
Будь исключением средь быдл
в этом бреду встречном.
Рвался я опередить тень
героя моей поэмы;
сплюнуть истошную бредотень
в каверзную небыль.
Тут же встаёт роковой вопрос –
куда умирают люди?
Может быть, кто-то нажал «сброс»
на древнейшем
из всех компьютеров?
Вяло текут, не поймёшь куда,
душевные все формации.
Возможно это такой формат
накопленной информации?
Однообразен весь мир вокруг
пошлой многообразностью.
Воображение
дарует
прекрасные всяко-разности.
А потом призывает к оружию
и руки по локоть в крови.
Так что же все-таки лучше:
фантазии или быт;
жертвенность или выбор?
14
Возвращаемся к герою,
кормящему кота.
Мир огромен?
Как бы не так!
Мы несём ответственность
за тех, кого приручили.
Кот ест.
Не ищи причин
этого процесса.
Они неизвестны.
А выводы делать
нужно.
Кот кушает.
Мир ограничен
в Юриной личности.
В ней кот ест –
и ничего личного,
и нечего лишнего,
только чавканье.
Часто ли
человек
обретает знания
в созерцании?
А со стороны всё это выглядит
безграничностью выводов.
Кот уж сыт
и ссыт.
15
А за окном кошка:
«Вьряу»
«Сколько можно?!» –
завёлся Юран.
«Заткнись, дура!!!» –
вот и с именем кошки
разобрались.
И от этого она ещё горше
разоралась.
«Кысь-кысь…
БРЫСЬ!!!»
И она рванула из этой поэмы
в нашу реальность. Из аргументов
в факты.
Так-то!
16
А куда?
Куд-кудах –
так наверно зовут куриц.
Мяу-гав –
кошек и собак.
когда
на вас лают –
вас величают по имени,
может зовут.
А куда?
Мне однажды сказали,
что я дурак.
Согласен. ДА!
Умею держать удар.
Раз уж бог любит троицу:
А куда? –
Бьют ниже пояса.
Разбили правое яйцо,
подставь левое.
Общественность скривиться:
«Вот мудак
хренов!».
Д-А-А-А-А-А!!!
17
А Юрка, несмотря на вылазки,
существо домашнее.
Никого не боится,
но и кулаками не машет.
Не подставляется под удар,
но и других не обижает.
Не загибается от труда,
но и других не загибает.
Силой не Франкенштейн,
ловкостью не Брюс Ли,
умом не Альберт Эйнштейн,
но и не инвалид.
приспособился – и лады.
Полностью независим.
Сам себе ненавистен.
18
Плох тот сторож,
что не умеет спать стоя.
Юрий – может!
сторожем быть достоин.
Отпуск прерван
выходом на работу.
Время – деньги.
Всё началось с зевоты…
19
И сниться ему Антон,
по кличке «сеньор-гандон» –
отъявленнейший подонок
(Обычно же все Антоны
бесценны и бесподобны,
но этот Антон Антоныч
порядочная был сволочь
(напрашивается – была)).
Контрольное: «Как дела»
и грохнулся на диван.
ВотОн поперёк растянулся
и Юрием вдруг проснулся.
20
Сдав смену дневному
дежурному,
Юра вернулся домой.
А там трезвонит
нешуточно
те-
ле-
фон.
– Ало,
здравствуйте…
– Долой
формальности;
салют от бывшего именинника!
И голос толика:
«Привет от будущего алкоголика!».
И снова Серёгин залп:
«У нас тут намечается нечто серьёзное –
День Сурка!
Явка
строго
обязательна!
И не упорствуй.
Обидеть нашу братию
не моги!».
Юра: «Да я занят…»,
а в трубке – предательские
гудки.
21
Пару часов спустя
Юрка уже в гостях.
А там:
У Макса –
синяк под глазом,
а Глеб
ест хлеб,
Юлька
юлит,
спит
Ипполит.
«Ну, Серёга и Толик,
где тут у вас застолье?
Скука сплошная.
Предупреждаю…»
«Если не будет весело,
я вам устрою месиво,–
всех порешу на месте!» –
раздался приятный голос
из-за спины.
Глянул герой косо
и словно застыл,
будто ушел в сны.
22
А снилось ему, что
«..........................
...........................
...........................
...........................
...........................
..........................»*
случилось с ним.
*Вставьте ваше любимое произведение, где лирический герой безнадёжно влюблён.
23
И Толик, с гордостью
слегка привстав,
представил родственницу:
«Моя сестра!
А это мой товарищ-
друг.
Яна – Юра,
Юра – Яна».
Ему подмигнув:
«Чертовка та ещё!»,
ей подмигнув:
«Дурак и пьяница!».
24
– Когда я был очень маленьким
и мог съесть сто тонн конфет,
мне на ночь читала маменька
Мцыри – поэму Лермонтова.
И каждый раз, переслушивая,
я плакал, жалея барса.
Меня же за это шуточно
мать обзывала плаксой.
И мне всё время казалось:
зверюшка на сей раз выживет.
А мать надо мной смеялась
и величала нытиком.
Я плакал, не унимался,
и думал, что эти слёзы
спасают от смерти барса!..
Наверное, несерьёзно?..
– Мне так не кажется, Юрий.
И они говорили:
о природе, литературе
и о любимых фильмах.
А Юра витал в мечтах:
«Это ты – та самая!
Яночка… Яна».
25
Имена вещей,
имена ощущений –
все слова – имена
и не более чем.
Имена малышей
вырастают, стареют,
а потом умирают.
Хвала им и честь.
Бог – есть имя любви,
а любовь – имя силы,
сила – имя твоей
человек правоты.
А во имя чего
ты спасаешь Россию?
Перед Богом ответь,
ради этих притырков.
Я не спорю, не каюсь
пространным читателям.
Им не флёр и не флирт
я хочу рассказать.
Экспрессивно глобален
в локальности статики.
Вот как мерзко я влип
в этот сахарный лак.
26
А Юре – одно имя
и замки из песка.
Толян подначивает:
«Друган, дерзай!»
27
«Дерзать» – потом.
Домой пора.
Пора домой.
И Юру встретила страна.
Опять ограблен и избит,
опять почти на полпути.
Но он простил им всё,
легко.
Ведь Юрий верил и любил.
Лёг спать.
А утром, – снова в бой!
28
Проходя мимо остановки,
Юра видит её…
Видимо кто-то ловкий
вытащил кошелёк.
Она в слезах
просит о помощи.
Он колеблется…
«Я подойду, …
обниму за плечи, …
скажу – «Не плачь»…
успокою поцелуем.
И ей станет легче».
Делает первый шаг,
и между ними
вырастает Сергей.
Обнимает, также,
как в его фантазиях
и говорит: «Не плачь»!!!
Очнулся Юрий уже на работе…
29
И понеслась…
У Макса –
синяк под глазом,
а Глеб
ест хлеб,
Юлька
юлит,
спит
Ипполит.
Юрий: «Кто я?!..
Где я?!..».
Через месяц –
друзей потеря.
«Проживу и без вас!»
Через месяц
увольнение,
по причине
пьянства.
Чья-то собака
загрызла кота –
«Как?!..
Когда?!».
30
Ночной город.
Юрий идёт потерянно.
А навстречу
несколько людей
в балахонах,
с фигурами скелетов
на них нарисованных.
А лица
загримированы
как черепа.
Рискованно? –
Ни черта!
Большому городу всё равно,
он привык.
Переговорив
с другими,
один из них
от спутников своих
откололся
и сказал Юрию:
«Пошли».
И тот покорился
и пошел за ним.
Глядя на спину
человека,
подумал: «Вот и смерть моя».
А витрины сменились трущобами
«А это – дорога в ад».
Они шли, и всё чаще
мелькали
проститутки и наркоманы.
И, вот,
спустились в подвал,
человек стал
открывать
старый
замок.
А Юрий ждал
языков
пламени.
Дверь отворилась,
и внутри
оказалась
художественная мастерская.
А в центре
зала –
картина с одиноким человеком,
идущим под дождём.
И тут Юрий понял: всё будет хорошо!