70
Американская мода. Почему американцы так смешно одеваются? – задает себе вопрос всякая женщина, переехавшая сюда из Старого света. И правда, американки за последние лет сорок-тридцать сильно опростились в своих пристрастиях. За время феминистической революции в сознании людей на Западе трансформация коснулась не только мира моды, но на стиле одежды и во вкусах она проявилась особенно остро. Каким был этот прошлый век в дизайне американской одежды?
Что характерно для американского стиля, так это свободные куски материи, использующиеся на манер индийских сари и прочих восточных культур. Полная неразбериха в цветовой гамме. Американцы – нация пофигистов. Джинсы, шорты, футболки. Зачастую на пару размеров больше. Бесформенные и мешковатые. Сланцы, кеды, кроссовки. Главное – комфорт и удобство. Надевать спортивную одежду повсюду. Не только в спортзал, или на стадион. Но и в театр, в гости и так далее.
Начало прошлого века. В моде все еще продолжаются тенденции конца 1890-х. Корсеты для дам. Чопорные костюмы для джентльменов. Непременная шляпа. Трость. Пиджак с жилетом. Начищенные ботинки. Повсюду мальчишки с ваксой, щетками и гуталином предлагают услуги уважающим себя господам. Рубашка застегнута до последней пуговки. Галстук на шее. Готовое платье только для бедных и малообеспеченных людей. Уважающий себя человек никогда не унизится до готового костюма или платья. Только у портного. Только на заказ. Джек Лондон хорошо это описывает в своих романах и повестях. Одежда элегантная и малоудобная. Особо предприимчивые девушки со скромными доходами покупают костюмчики в магазинах готового платья, немного перешивают их, добавляют рюшечек и деталей. И обновка смотрится как-будто из мастерской шикарного портного. Голь на выдумку традиционно хитра!
Одежда демонстрировала не только уровень дохода, но и классовые различия.
Первая мировая стерла эти границы между классами. Между богачами и бедняками. Широкое распространение спорта, автомобилей, новых танцев, джаза способствовали появлению новой, утилитарной одежды. Спортивного кроя. На все случаи жизни. Новый стиль явственно разделяет людей уже не по степени обеспеченности и богатства, а дифференцирует поколения. Наступление «ревущих двадцатых» с фокстротом и танго, золотой эрой джаза, «сухим законом» и гангстерами, вносит в женскую моду некую инфантильность. Нимфетки. В это время чрезвычайно популярны плоскогрудые и худые, подросткообразные женщины. «Лолиты». Особенно ценится «анемичная красота». Недоразвитая. Детская.
Великая депрессия покончила с этими педофилическими тенденциями. В обиход вернулись строгие темные тона, глубокие вырезы на платьях. Соответственно в таких декольте должно было быть полноценное содержимое, а не малоразвитые молочные железы девочки-подростка.
В целом же американская мода предвоенной поры отличалась лекомысленных бегством от суровой действительности. И тут пришла война...
Эксклюзивные модели от дизайнеров одежды уступают место шмоткам массового производства. Обезличенным. Строго функциональным. Как рабочая роба. Комбинезон. Солдатская форма. Правда, кожаные куртки американских пилотов не лишены элегантности и красоты. А их жены, вставшие к станкам даже в комбинезонах и фартуках, с цветастыми простыми платочками на головах все так же обаятельны и полны шарма, неудовлетворенной чувственности.
Корсет окончательно и бесповоротно уходит в небытие, заменяясь удобным и практичным бюстгальтером. В моду входят короткие стрижки и длинные перчатки. Прямые короткие юбки, чуть ниже колен.
Конец войны и наступление эры промышленного и потребительского роста. На модные тенденции теперь больше влияют кинозвезды. Мерилин Монро. Джеймс Дин. Марлон Брандо. Особенно в начале следующего десятилетия. Кожаные куртки мотоциклистов. Водолазки. Джинсы. Позднее, в конце 1950-х, моду станут диктовать уже звезды рок-н-ролла. Эта же тенденция продолжится в шестидесятых. Особенно с его самым сексуальным символом – мини-юбкой, вошедшей в обиход в середине десятилетия. Сперва Битлз, затем Роллинг Стоунз. Дети цветов. Поколение хиппи, пришедшее на смену битникам пятидесятых. Пестрота. Свобода. Раскрепощение. Видимое. Внешнее. При внутренней зависимости от ума и все того же, скованного предрассудками эго. Великое множество стилей, дизайнеров, направлений. Готовая одежда от Ива Сен-Лорана, Коко Шанель, Кристиана Диора.
Следующее десятилетие. Взрыв диско. Зарождение стиля унисекс. Анархия панк-революции. И все большая деградация высокой моды. Да, модельеры представляют все больше на своих показах. Все более фантастические наряды. Не имеющие ничего общего с реальной повседневной жизнью. Париж, как столица всемирной моды капитулирует. Зато возвышаются иные столицы, диктующие моду очередного сезона. В шестидесятые центр моды переместился в Лондон. В семидесятые в США. Этнические мотивы хиппи, возврат к пасторально-патриархальной простоте сменялся полувоенным стилем бородатых барбудос Кастро и террористов-идеалистов, вроде «краснобригадовцев». Иконой стиля стал безусловный герой всех времен и народов, мученик революции Че Гевара. Хаки. Высокие солдатские ботинки со шнуровкой. Берет лихо заломленный на одно ухо. Пронзительный взгляд в будущее.
Конец века и полное торжество разностилевого и беспринципного конформизма. Мода кончилась. Она превратилась в набор элементов, типа детского конструктора. Учитываются все тенденции, разработанные в прошлом. Безусловная ориентация на молодежь и спорт. Вернее, околоспортивный типаж одежды. Со своими тонкостями и особенностями, чуждыми массовому потребителю, но столь ценимыми истинными почитателями и адептами нового стиля. Безвкусие. Эклектика. Все под соусом комфорта и удобства. Вот почему американцы и особенно американки столь отличаются от выходцев из других стран и континентов. Простота и еще раз простота. Самое главное, одежда должна быть удобной. Мешковатой. Не стесняющей движений. И какой угодной расцветки. Пусть даже смешной и дисгармоничной. Американцы не боятся выглядеть смешными. Как и барон Мюнхгаузен в исполнении покойного Олега Янковского...
Последняя ориганальная и стильная одежда умерла вместе с 1970-ми. Восьмидесятые, особенно в самом конце, принесли невероятно ужасные и дурацкие формы модной одежды. Более всего мне, как и другим ценителям стиля в СССР тех времен были ненавистны «варенки», «бананы» и прочие изыски тогдашных дизайнеров. Суровая простота натуральных ковбойских штанов и солдатской куртки цвета хаки – идеал удобства и стиля. Для меня такая одежда останется актуальной на всю оставшуюся жизнь. А значит – целую вечность...
Кузен прислал ссылку на сайт с цветными фотографиями Америки времен второй мировой. Они все хранятся в библиотеке Конгресса США.
Семейная пара из городка Пай Таун в Нью Мексико. Крупный план. Фермеры. Он в старой драной ковбойской шляпе. Несвежей рубашке. С окурком в углу рта. Она – простоволосая, русая, в платьишке с ромашками и цветастом фартуке. Совсем русское лицо. А муж ее скорее похож на нашего кавказца. Армянина, или азербайджанца. Симпатичные, открытые лица. Оба загорелые. Предгрозовое небо на заднике. Сами стоят у палисадника. Солнце в глаза. Он защищен тульей облезлой шляпы. Она щурится. Старый ободраный красный лак на ногтях. Руки работяг.
Городок на побережье в Коннектикуте. Общий план. Вдали шесть подростков. Море. Несколько типичных двухэтажных домиков. Облака. Дымок от костерка, разложенного детьми. Какой-то теплотой веет от всего этого пейзажа. Он такой знакомый. Похожий на наши, советские побережья.
Фермерский аукцион. Средний план. Ну это уже точно Америка, ни с чем не спутаешь. Тоже Коннектикут. Но в отличие от предыдущего кадра, гда на дальнем расстоянии можно было легко принять тутошний пейзаж за русский, здесь все понятно. Картинка из сельской жизни в Америке. Водонапорные башни, каких у нас отродясь не делали. Телега не нашего образца. Люди одетые в джинсы. За спинами не видно, что выставлено на торг. Но и так все ясно. На переднем плане в правом углу женщина в пальто с меховым воротником повернулась к мужчине в шляпе. А тот очень характерно держит руки за спиной. Скорее всего, дома главенствует жена.
Двое мальчишек собирают картошку на фермерском поле. Крупный план. Штат Мэн. Большая уродилась. Сельские дети везде одинаковы. Замызганые джинсы. Чумазые мордашки. Перчатки. Уже холодновато. Уши шапчонки опущены. Осень, прозрачное утро... Выбраные грядки. Это последняя корзина картошки. Урожай собран. Славные братишки-ребятишки!
Сельский пейзаж в штате Мэн. Общий план. Грузовые машины с бочками скопились у крахмальной фабрики и ждут своей очереди на разгрузку. На переднем плане трое водителей у грузовика. Надпись на стене здания: Карибу – северный олень. Забавно, я работал на одной из наших колымских телестудий, которая тоже называется Карибу.
Городской пейзаж. Зима в штате Мэн. Ни снежинки. Люди в легких пальто и куртках. Будто ранняя осень в Магадане. Небольшая толпа перед офисом местной газеты Броктон Энтерпрайз. Здание, вроде бы, выстроено из настоящего кирпича и камня. О том, как строят в Америке сейчас скажу чуть попозже.
Все тот же город Броктон. Снова общей план. Одинадцать детей и собака перед обшарпанным двухэтажным деревянным домом. Почти такие же «бараки» сохранились в Магадане со сталинских времен. Съемное жилье. Родители этих детей, простые работяги, наверняка вкалывают на местной рыборазделочной фабрике или на каком-нибудь другом, возможно, военном заводе. Все тот же декабрь 1940. На улице все так же нет снега. И хотя США еще не вступили в войну, но заказы от воюющих стран в Европе надо выполнять в срок.
Субботний полдень и чернокожая семья едет со своей фермы в город на телеге. В магазин или на танцы. Принарядились. Май 1941-го.
Полевые будни. Чернокожая семья на своем участке рыхлит землю мотыгами. Четыре женщины. Мужчина в комбинезоне. Фасон этой одежды не изменился за сто последних лет. И ребенок на заднем плане. Хлопок. Июнь 1941-го. Надо вырастить большой урожай. Гитлер напал на СССР. И теперь Великобритания уже не одна воюет с нацизмом в Европе. Так что хлопка понадобится немало. И на ткань цвета хаки. И на порох.
Три девицы под окном. На ярмарке в Вермонте. Сентябрь 1941. Какие живые лица!
Та же ярмарка. Средний план. Дети. Девчонки в забавных платьицах. Те же самые лица, что и у их русских сверстников, или же немецких. С той только разницей, что в Америку еще не пришла война. Советские дети гибнут под немецкими бомбежками. А городах Германии члены Гитлерюгенда в восторге орут «Хайль», вскидывая правую руку в честь своего возлюбленного фюрера. И пока ни одна бомба не упала на их головы...
Такие же соломеноголовые дети Вермонта. Не отличимые внешне от русских или немецких детей...
Рабочая молодежь в Оклахоме. Танцы. 1939 или 40-й. Глаза в глаза смотрю молодому пареньку на переднем плане. Его обнимает девушка, чье лицо мне не видно. Возможно его собьют над Францией через пару лет. Или над Окинавой. Возможно, он до сих пор жив. И в добром здравии. Как те американские ветераны, с которыми я тут познакомился. А быть может он и не падал на траву, скошенный немецкой пулей в Европе, или же самурайским клинком на Иводзиме, но проработал всю войну на заводе, вытачивая бомбы и мины для сражающихся союзников...
Ансамбль на танцплощадке. Оклахома как она есть. Девушка с гитарой. В шляпе с дурнабойными цветочками. Мужчина со скрипкой. Не только я пристально вглядываюсь в их лица. Но и они сквозь время и пространство смотрят на меня.
Четверо оклахомских детей на большой кровати. Трое спят, одна лежит с открытыми глазами.
Джек Уинери и его большая семья. Нью-Мексико. Опять мы смотрим друг другу в глаза. Преодолевая время и расстояние. И я чувствую огромную нежность к этим людям.
Трое дочерей и двое мальчишек. Октябрь 1940-го. Маленькая комнатка в деревенской халупе. В английском слово hut=русской хате.
Семейный обед все в том же Нью Мексико. Простые стены из досок. Никакой штукатурки или же обоев. Простая деревенская жизнь. Никаких излишеств. Наверняка, нет ни душа, ни туалета в доме. Все удобства во дворе. Здоровая и естественная жизнь американских фермеров. Если бы не банка с надписью Karo на столе, обстановка была бы не отличима от советской сельской избы тех же лет.
Группа людей в джинсах смешного старомодного кроя на ярмарке в Нью Мексико. И таких же забавных костюмах. Благодарственная молитва перед обедом на свежем воздухе. Что-то вроде нашего шашлыка, зовомого здесь «барбекю». На дальнем плане старинные машины. Дярёвня! Она и в Африке, и в Америке, и в России – дярёвня. Только вот гении всегда рождались именно в деревнях. А умирали в больших городах...
И я люблю этих людей. Мужчин, снимающих шляпы. Женщин, старомодно одетых. Детей. Сейчас уже совсем старых. Постаревших. Но все еще детей...
Обед. Все там же. В Нью Мексико. На ярманке. Папа и пятеро детей. Расположились прямо на траве. Только папаша обут. Детки босые. Моментальный снимок. Мгновенный срез жизни одной семьи. Попадание в яблочко. Попадание в вечность.
Школьный хор на простой дощатой сцене. Сельская начальная школа. Некоторые обуты. Некоторые так. Грязь не липнет к босым детским лапкам.
Огород. Бревенчатые сараюшки. Посею лебеду на берегу... И вполне русского вида женщина копошится среди грядок в своем садочке...
Я в садо-о-очке была. Я вено-о-о-очки плела...
Общий план. Мельница. Шахты. Поселок. Колорадо.
Аризона. Толпа мужчин. Американские крестьяне в очереди к столу. Ящики с персиками, или яблоками. Мужчина за столом перебирает карточки в коробочке. Из всей толпы лишь один взгляд, женщины в светлом распахнутом пальто, обращен на тебя, протягивая незримую нить от 1940-го в 2010-й...
Колорадский мужик в джинсовом комбезе на телеге везет ящики с урожаем персиков. Сентябрь 1940-го.
Стог сена и четыре черные машины. Такого же типа, как в «Семнадцати мгновениях весны». В моем детстве мы всегда называли подобные автомобили «машинами Штирлица». А это всего лишь форды. Или шевроле. Или олдсмобили. Понтиаки, или крайслеры. Плимуты или бьюики...
Главная улица городка Каскад в Айдахо. Ну и дыра! Настоящий медвежий угол. Впрочем, я проезжал там недавно. Мало что изменилось за прошедшие семьдесят лет. Как быда деревней, так и осталась. Люблю такие ковбойские местечки. Главным образом из-за людей. Простых и естественных. И потому что там на местных радиостанциях крутят только кантри. И никогда городскую, осточертевшую попсу. Конечно, там не крутят и классику, как в Миннесоте. Но что поделать. Деревенский край. Зато кантри там высшей пробы. И никакой блататы и уродской попсы, как на российских FM-волнах.
Июль сорок первого. Одинокая машина на дороге меж голых холмов. Похоже на Апшеронский пейзаж. А машина на лимузин первого секретаря компартии Азербайджана Багирова.
Строительство дамбы в Калифорнии. Гений американского народа, его успех зиждется на упорном и производительном труде рабочих, инженеров, ученых, изобретателей.
Техасские дети. Мальчик в джинсовом комбинезончике Dickies, эта марка до сих шьет точно такого же фасона рабочую одежду, играет с моделькой самолета. Самодельной. Из куска фанерки. И девочка наблюдает за ним. Если бы не джинсы, вполне русские на вид дети. Или же немецкие.
Бакалейная лавка в Небраске. Апельсины по одному центу за фунт. Грейфруты в пять раз дороже. Картоха по 23 цента за шесть фунтов. Яблоки по 25 за четыре. Пепси кола стоит всего пять центов. 1942 год.
Чернокожий мальчик из Цинциннати, Огайо, смотрит мне в глаза. Одет не без шика и очень опрятно. Коричневый вельветовый комбинезончик. Чистая рубашка и щегольская черная шляпа. Размытый фон. На заднем плане угадывается велосипедист и разблюрованные с голыми деревьями дома. Американская зима. Без снега.
Луизиана. Чернокожая мадонна с двумя дочерьми. Старшая уже вполне оформившаяся девушка. Младшая на коленях у мамы. Натруженные руки женщины. Обтрепавшийся рваный и многажды штопанный короткий рукав ее платьишка. Не муж ли спьяну рвал его, ударяя в глаз жене? Малышка грызет палец и исподлобья смотрит вверх. Прямо мне в глаза...
Пара мальчишек ловит рыбу на берегу реки в Луизиане. Джинсы, рубашоночки. Соломенные шляпы.
Торговец живой рыбой у старой деревенской развалюхи в Луизиане. Старик. Два костыля рядом. Какая уж тут торговля?
Не перечислить и не рассказать обо всех фотографиях, увиденных мною на этом сайте. Лица трудовой Америки. Рельсы. Вагоны. Сельская беднота. Гордая нищета. Городской пролетариат. Самолеты. Сборочные цеха военных заводов. Простые и мужественные лица. Изборожденные морщинами. Мозолистые руки. Грязные комбинезоны. Сварка. Резка автогеном. Заправка бензина. Промасленная ветошь. Глаза. Глаза. Глаза. Я всматриваюсь в эти лица. Я понимаю, что это люди, мало отличимые от моего народа. От других наций, схлестнувшихся между собой во второй мировой войне. Хотя лично каждый из них, наверняка, не имел ничего против своих немецких сверстников. Так же как против советских людей во времена «холодной войны». Ради чего, ради каких целей, люди воевали и продолжают воевать?
Не стоит даже размышлять по этому поводу. Во всяком случае, вторая мировая, при всей неодназначности своих причин, принесла свободу Старому свету от нацизма...
И все же мне вспоминается финальная фраза из гениального фильма «С Рождеством, мистер Лоуренс», где главный герой, английский офицер, говорит своему бывшему охраннику-японцу, терзавшему и бившему его в концлагере: «Мы думали, что мы правы, вы думали, что вы правы, на самом деле, правда заключается в том, что никто из нас не был прав!».
И худой мир все же лучше доброй свары...
Обедающие женщины, заменившие на время войны своих мужчин у станков на заводах. Чикаго. Айова. Канзас. Миннесота. Все как в России. На Урале и в Сибири. И даже в осажденном Ленинграде с их крошечными минимальными пайками хлеба. Дети с американскими флажками. Живые люди. Они для меня и до сих такие же живые. Молодые. Юные. Маленькие.
Ибо жизнь это не прошлое. И не будущее. Но вечный момент настоящего. И я живу им. Сегодня. И сейчас. Без тоски по прошлому. Без глупых надежд и мечтаний о завтрашнем.
Фотография Камила Дадашева