69
Щелкнул каблуками. Резко вскинул правую ладонь к козырьку фуражки. Вытянулся во фрунт. Рапорт командиру. Он застыл каменной статуей, отдавая ответную честь младшему офицеру. Все-таки гвардейские традиции, идущие от первых петровских полков, Семеновского и Преображенского, это вам не просто какой-то там армейский устав. Доложил. Замер. Командир скомандовал: «Вольно». Можно расслабиться. Разворачиваюсь к строю. Знамя полка. Эполеты. Парадная форма. Щегольские аксельбанты. Шпоры. Сабля в парадном убранстве. Блеск. Роскошь. Мощь. Тяжесть. Сила. Красота.
Растегнутый воротничок. Трехдённая щетина. Несвежее белье. Расчесанная от укусов насекомых грудь. Загоревшая шея. Линялая полевая гимнастерка. Залоснившиеся бриджи. Сапоги давно не знавшие настоящей чистки. Побуревшие. Лишь смахнешь пучком травы глину с мысков и голенищ и ладно. Денщика убило шальной пулей еще на той неделе. Окопный быт освобождает от условностей, внося коррективы в устоявшийся и привычный по гвардейской казарме мирного времени порядок. К чему парадные сложности и тщательное следование всякой букве устава, когда на ты фронте? Глупости и мишура...
Лежа на бруствере, напряженно всматриваешься в позиции противника. Протер рукавом линзы бинокля. Подышал на стекло. Еще раз вытер, тщательно полируя. Не так важна зеркальность нагуталиненных сапог, как чистая оптика. Снова прильнул к биноклю, водя от полосы заграждений до немецких позиций. И снова к колючей проволоке, где запутались жертвы вчерашней атаки. Нелепые изломанные фигуры. Ветер треплет редкие седые волосы пожилого пехотинца, запрокинувшего голову назад. Как сломанная кукла. Будто и не был никогда живым. Оскаленный щербатый рот. Желтые от табака мелкие зубы. Распахнутая шинель. Полы развеваются на ветру. Согнутые ноги. Руки раскинуты, как у распятого. Ладони намертво вцепились в колючую проволоку. Рядом лежит молодой солдат. Поджав ноги. Обхватив себя руками за грудь. В позе младенца во чреве. Головой в сторону вражеских позиций. Он едва ли успел выдохнуть: «Мама!», прежде чем умер. Выгоревшие соломеные волосы выпачканы в крови. Пуля чиркнула по черепу. Но это была не смертельная рана. Та пуля, что убила, наверняка, засела у парнишки в груди. Отсюда не видно.
Сытый ворон каркнул, сидя на чьем-то развороченном животе. Розоватые кишки наружу. Клюнул. Снова каркнул. Лениво дернул крыльями. Снять бы его, паскудника. Да нельзя! С той стороны сразу начнется ответный огонь. Добрая половина роты осталась лежать после вчерашней атаки. Неудачной для нас атаки. Впрочем, вперемежку с нашими упокойничками лежат позавчерашние трупы с той стороны. То они нас пробуют на крепость. То мы их. На жаре их мертвецы уже начали раздуваться и пованивать. Правый локоть в пулеметной смазке. Подол гимнастерки в бурых пятнах чьей-то крови. На колене прореха. Сейчас бы в баньку! Да поменять белье с формой...
Снял с пояса фляжку. Отвинтил крышечку. Глотнул невкусной прокипяченной воды. Смочил ладонь. Вытер лоб.
А хорошо сейчас в Ораниенбауме! На даче. Малина поди уже поспела. Горстями ее! Горстями да в рот! А еще хорошо в стакан чая насыпать. Вместе с брусничным листом. Струя кипятка из самовара. Бабушка в плетеном кресле. Мама как всегда хлопочет по кухне. Батюшка с «Биржевыми ведомостями». Сестренка с младшим братишкой фехтуют на лужайке перед домом. Когда это было? И где это было? Явно не в этой жизни. И не на этой планете...
Протер глаза тыльной стороной кулака, прогоняя мирные видения. Пригибаясь прибежал вестовой. Принес телеграмму из штаба. По данным разведки, противник готовит контрнаступление, имея цель окончательно выбить нас с этих позиций. Держаться до последнего солдата. И последнего патрона. Но ни в коем случае не отходить. Подкрепление будет только завтра. А наступление может начаться уже в ближайшие часы. Стоять насмерть, но не оголить этот участок фронта. Все ясно. Мы это уже слышали. Два года подряд...
Приехал в Ленинград. Поступать в ЛГУ. Сразу на два отделения. Английский язык и история. Не прошел ни туда, ни сюда. Возвращаться назад? Не охота. Останусь в Питере. Без жилья и работы? Пока живу у сослуживца на Черной речке. Серега из третьей эскадрильи. Славный парень. Его мама работает в буфете на Ленфильме. Кормит нас на убой. И все молочными продуктами. Сметаной да творогом. Слушаем с Серегой последний альбом второго состава Дип Перпл 1973 года. Так себе пластинка. Кроме, пожалуй, песни «Мэри Лонг». И совсем свежий концертник «Никто не совершенен». Уж конечно, улыбаемся мы с Серегой, а Гиллан-то сдал! Голос подсел и уже не вытягивает свои фирменные высокие ноты. Так себе подвывает. Старость, брат, не радость...
Долго у Сереги гужеваться нельзя. После того как вывесили списки поступивших и я себя в них не обнаружил, надо срочно куда-то устраиваться. Брожу по городу. Читаю объявления. Требуются. Требуются. Требуются. Ага! Нашел. ПМК номер 69 набирает отслуживших в армии на курсы каменщиков. Что ж, пойду, поучусь на кирпичника. Авось пригодится! Может потом в масоны поступлю со скидкой, ха-ха! Сходил в отдел кадров. Написал заявление. Послали в учкомбинат. Три месяца обучения. А потом на стройку.
Курсы невольного каменщика были ненапряжными. С утра до обеда теория. Потом перерыв. Перекус в столовой учкомбината. И еще пара часов занятий. В три-четыре пополудни ты уже свободен. Гуляешь по Невскому. Присматриваешься к городу. Вживаешься в него. Несколько лет назад уже был здесь. Похожим образом. В служебной командировке. Неделю удалось выкроить на свободную жизнь. Заехал к знакомым. Остановился на ночлег. Чтобы патрули не цеплялись, хозяин дал свою рубашку, брюки. И только по короткой прическе можно было опознать военнослужащего. Да и то вряд ли. Бродил по улицам. Вдыхал воздух вольной жизни. Белые ночи. Разведение мостов. Серебрящаяся Нева. Огуречный запах корюшки. А вот вкус ее, как и всего убойного, не понравился. Хотя на службе еще тогда не отказался от мясных и рыбных консервов. Жрал все подряд.
Потом снова гарнизоны. Служба. И наконец возвращение.
В моей памяти перемешались сюжеты и ощущения. Фрагменты начала века. Уже прошлого века. и его последней четверти. Белая армия. Красная армия. Русская армия. Советская армия. Женщина-йогиня прожила на этой планете больше ста лет. Покинула Бхарата-варшу недавно. По ее завещанию тело кремировали, а прах разделили на три части. Одну развеяли над Гангом. Вторую отвезли в Россию. В Петербург. И над Невой в ветренный день открыли урну. И третью часть пепла отправили в Южную Америку. Где Васави Деви провела, пожалуй, большую часть земной жизни. Ее фотография так и лежит у меня среди старых снимков. С надписью на обороте. В память о прошлом. С надеждой на будущее. Мы разнимся. Мы странствуем из мира в мир. Из жизни в жизнь. Меняя тела, как одежду. Обрастая новым умом. Другой личностью. Внешним покровом. Пеленой майи. Иллюзии. Кто и каков был я тогда, имеет ли нынче значение для меня? Вряд ли...
Безымяная могила. Давно разложившийся труп. На том месте уже ничего не найдешь. Ни малейшего свидетельства. Даже пуговицы. Обрывка ткани. Погоны вырваны с мясом. Гимнастерка расползалась по швам. Почти голый. Избитый. Ничем не отличавшийся от прочих двуногих существ. Пленных. Без перьев и хвоста. Со стертой личностью. Спокойный. Ждущий. Принявший приговор.
И эта женщина-гуру, всю жизнь посвятившая светлому учению йоги. Но почему-то хранившая из сентиментальности пожелтевшие письма на листочках из школьной тетрадки. Исписанные стихами и забавными рисунками.
Зачем? К чему?
Один из моих прадедов, ровесник меня тогдашнего, прожил довольно долго. Хотя и не протянул целый век с лишним, как эта женщина в своей Южной Америке. Он умер в 50-х. До революции – земский врач. Знаток языков. Русский. Татарский. Арабский. Латынь. Фарси. Не помню, что еще из европейских. Писал пьесы, стихи, песни. Играл на гитаре. Словом, почти как я. За исключением языков и врачевания. После войны, уже пожилым человеком, сел в лагерь по доносу одного из своих больных. Из тех беженцев, что приютили в Баку. И в награду за лечение – донос. Пятьдесят восьмая. Прадеда держали в тюрьме за городом. На общие работы не выводили. Он работал по специальности. Лечил зэков. Как и мой магаданский друг Этлис. Мамка вспоминает, что когда они ездили к ее деду на свиданки, то старшие родственники всегда говорили ей, учись, девочка, на медицинском. Потому что когда тебя посадят, то ты тоже будешь пользоваться таким же уважением и почетом, как твой дед. Он хоть и в тюрьме, а все так же доктором работает. И мама со смехом итожила эти воспоминания. Дескать, почему-то ни у кого не возникало сомнения в том, что ее, еще маленькую девочку, не минует чаша сия. Почему?
Я мог бы знать этого доктора. Хотя вряд ли. Случай привел меня в те места. Мальчик, невольный свидетель моей тогдашней гибели, оказал влияние на выбор нынешнего воплощения. Божественный ли случай?
Люди празднуют свои дни рождения. Стали бы они отмечать дни своего ухода? Предыдущего или грядущего? Если бы помнили первый и знали в точности дату второго. Как осовобождения. Или перехода со ступени на ступень. Познания...
Я знаю, что наношу своим материалистическим родным и близким всем этим «бредом» обиду, доставляю раздражение и боль. Кому из спящих сознанием... собственным... вечным сознанием... будет приятно услышать о жизни? О настоящей жизни. Не иллюзии. О смерти, как о вратах между мирами. О жизни, не прекращающейся вместе с уничтожением тела. Мозга. А через сорок дней и ума. Глупого. Несчастного. Мечущегося. Порой завистливого. Иногда ревнивого. Раздражительного. И всегда недовольного. Неудовлетворенного. Ничем и никем. Никак!
Есть или нет дальносемие? Пресловутая телегония? Эксперимент лорда-забыл-как-его-по-имени с лошадями и зебрами показал забавные результаты. Скрестить два разных вида он так и не смог. А через несколько лет у тех же кобылиц от породистых жеребцов родилось странное потомство. С полосками. Но в ответ на просьбу объяснить сей феномен мужи науки просто отмахиваются. Этого не могло быть, просто потому что не могло быть. Ни описания, ни фотографии. Ничего не берется в расчет. Да и случилось это всего навсего полтораста лет назад. Не то что с двух тысячелетним воскрешением Христа, не объяснимом материлистической наукой, а потому, как бы, не существующим. Но здесь-от, вроде бы, можно проверить. Залезть в архивы. Но низзя! Не велено пущать в мозги энту информацию. Ведь сексувальная революция, о которой так долго предупреждали большевики, свершилась. На ней выросла целая порнографическая, кондомиальная, абортивная индустрия. Как же она сможет вертеть своими шестеренками, завлекая всех новых девчонок и парней в свои цепкие и липкие объятья? Посредством зудящго трения друг о дружку...
Ведь если парень задумается о том, что в случае женитьбы на недевственной невесте, его дети будут нести в себе гены не его, а того первого мужчины, нарушившего девственность, то распадется большинство браков и это принесет горе и разочарование миллионам людей. Сотням миллионов. Если не миллиардам. Кроме тех традиционных народов, что ценят и берегут девственность своих дочерей. Исламских, например. Поэтому не будем ворошить эксперимент лорда-забыл-как-его-по-имени, друга Дарвина. Пусть мир остается в неведении. Ведь наука этого феномена не подтверждает, считая «мракобесием и суеверием». Пусть летит пчела. С цветка на цветок. Опыляя. Let it bee...
По заявкам радиослушателей поет английский певец Пол Макартни. Или четверть битл...
Если прилюдно, за столом в современной семье, не придерживающейся домостроевских устоев, толерантной ко всем перверсиям, завести разговор о телегонии, или по телевизору начать такой неполиткорректный разговор, это же сколько людей может обидеться! Так что считайте, что все вышесказанное, лишь рассмотрением ложной теории псевдоученых. Телегонии нет и быть не может. Даже просто информация о ней может травмировать людские умы. Я официально заявляю, что не верю в телегонию. И точка!
Все довольны? Никто не потянет меня в суд?
Ведь любой из отцов, кто задумается на предмет того, что его детки могут быть не его генетическим потомством, вполне может обидеться на всякого, кто рассуждает о телегонии. Так что я не имею к этому спору науки и «лженауки» никакого отношения. Половая свобода и распущенность, приветствуемые в современном обществе, пусть и дальше присутствуют. Ведь все люди имеют право делать со своим телом что хотят...
А там хоть трава не расти и потоп проливайся...
Неудобные. Нехорошие. Неполиткорректные. Темы для разговоров.
Не только проблема наследственности. Но и вопросы с реинкарнацией. Если кто-то вспоминает «прежню жизнь», значит, тем самым, невольно может обидеть нынешнюю семью. Своих родичей со спящим сознанием. Ощущающих себя только телами и этим внешним, навязанным, привнесенным в процессе социализации, эго. Я мыслю, следовательно, существую – провозгласил Декарт. А так ли это на самом деле? Кто мыслит? И как осознает себя? В чем, в каком месте тела сосредоточено это «сознание»? Мыслительный аппарат?
Я ли этот палец? Я ли в груди? В черепушке? В ногах, животе, кишках, мышцах, нервах, мозгах? Если все это – мое, мое тело, моя нервная система, пишеварительная система, выделительная, воспроизводящая, если это мои мысли, мои чувства, индрия на санскрите, Индра-Юпитер, ты сердишься, мечешь перуны, значит, ты не прав? Если все это мое, то где же я? В чем я заключаюсь? Может быть в том дерьме, что регулярно вытуживаю в унитаз, тоже я? Ха-ха! Я теперь понял в чем секрет извращения некоторых больных на голову людей, копрофагов, они настолько эгоистичны, что не могут потерять даже капли, кусочка самих себя. Вот и поедают собственные испражнения.
Так ли далеко от психов ушли внешне здоровые люди, с отвращением взирающие на калоедов и трупотрахов? Когда принимают за самих себя это бренное тело, этот лукавый ум – враг каждого из нас?...
Извините, меня, простите, дорогие мои сограждАне и со-человецы, со-братья и со-сестры по разуму и во всех пророках и Богах! Я никого не хотел обидеть! Просто порой весьма дурацкие, с общеупотребительной точки зрения, мысли посещают меня, накладываясь поверх привычного, добропорядочного умствования. Такого же как у всех. Кто хорошо работает, тот хорошо ест. Какой хороший помощник для папы Карло! Посади свои пять золотых в землю, Буратино!
Христос рассказывал притчу о зарытии тогдашней валюты – талантов в землю. Серебряная монета. Ходовая по всему древнему миру, древнему Риму монета. В пределах империи и вне ее. Талант. Мера веса. Мера дара. Мера способностей. Произвести что-то. Продать. Обменять на рынке. Вещь, или услугу. Не продается вдохновение? А рукопись? А чистый пергамент? А статуя? А кусок мрамора? Глина сырая и обоженая. Зерно и молотая мука. Выпеченый каравай...
Семя брошенное у дороги. На камни. В добрую почву...
Семя и сеятель. Слово и Дело. Расход и приход. Схождение и развал. Колесо и асфальт. Солнце плавит мозги и дорожное покрытие...
Ситуация на свадьбе. Манерные съемки. Тут свои законы. Клиент всегда прав. Чем-то ухищрения и изыски свадебных мастеров запечатления человеческого счастья напомнили мне вестовых, денщиков, писарей да телефонистов в штабе нашего военного округа, через который мне пришлось пару раз проезжать и останавливаться там на ночлег. Лакейством. Холуйством. Угодливостью и еще чем-то таким изворотливым... Напомнило...
Клиент всегда прав! Чего изволите-с? А вот такая поза! А вот сякая. Давай-давай, не зевай! Снимай так чтобы было особенно красиво. Неважно, если невеста кособока и хромовата. А жених толст и не первой молодости.
На столике журнал мод. Свадебных мод. Проституция и институт брака. Брачная институция. Конституция невесты. Худенькая. Немного косит. С выступающими вперед кривоватыми зубами. Некрасивенькая, но с обаятельной улыбкой. Ну не повезло девушке. Ну родилась такая дурнушка. Смотреть надо вглубь. В душу. А не на внешность и на ум. Самого главного глазами не увидишь, сказал Лис Маленькому принцу. Зорко одно лишь сердце...
Но почему у меня родилось это сравнение рекламных объявлений проституток в журналах, специфических изданиях, в интернете, с рекламой брачных агенств и прочих служб, предоставляющих брачующимся лимузины, венки, платья для невесты, костюмы для жениха и подарки там всякие, безделушки? Роскошные глянцевые фотографии богатых свадеб. Люди с положением. Как писал неутомимый Пелевин: «Солидный Господь для солидных господ», так? И такие же сочные, мясистые, привлекательные молодки, торгующие своим телом. Чем отличается институт брака от института проституции? Ведь когда-то она была священной. И в древних храмах для богомольцев и паломников строили гостиницы. А жрицы храмовые удовлетворяли плотские желания молящихся после того, как те получали отпущение грехов духовных. И на деньги от торговли телом жриц, богатели храмы древности. Священная проституция!
Выгодный брак. Выгодное супружество. И все эти рекламные фотографии и суетящиеся мастера светописи и видеозаписи. Счастливые лица. Улыбки. Подарки. Цветы. Не зевай! Кричит мастер фотошопа и ретуши. Снимай! Снимай! Снимай! Развлекай! Удивляй! Поражай! Чтобы следующие клиенты шли только к тебе.
Деньги. Товар. Деньги.
Тела. Умы. Торговля...
Я передернул затвор. Всмотрелся в оптический прицел. Бах. Голова за бруствером на той стороне исчезла. Попал? Скорее всего, да...
Что лучше? Сделать одного человека, или умертвить десяток?
А если все это обставляется с такой коммерцией?
Что именно?
И то и другое.
Цена крови солдатской влияет на рост биржевых котировок.
Цена крови невесты в момент дефлорации...
Вывешенные на обзор гостям брачные простыни...
С каплями алыми...
Белые флаги с той стороны.
Сдаются?...
В чем смысл всего этого мельтешения и копошения? Повсюду. С криками отовсюду. Ура! Коли! Бей! Суй! Еще! И еще! Да-да-да! Мне хорошо, а тебе? Богатые подарки принесли... Новую медаль на грудь... Какие толстые и упругие груди!... И этот чарующий, манящий вход... В пещеру Али Бабы...
Золото! Брильянты! Наслаждение!
После смерти прадеда от него остался внушительный архив рукописей. Пьесы. Стихи. Ноты. Песни. Научные записки. Медицинские. Как говорит мама, все это родственники просто вынесли на помойку и выбросили.
Сейчас я думаю, что это самое правильное решение! И то, что пишу я сейчас, постигнет та же участь. И это справедливо!...
Фотография Камила Дадашева. Нью-Йорк.