Я помню ночь на полустанке:
Металась вьюга за стеной
И дева с профилем гречанки
Всю ночь сидела надо мной.
Я не гадал, откуда это
Виденье странного лица, -
Любви желанной ли примета
Или нежданного конца?
Ночь не тянулась, ночь летела,
Дыша уютом в тесноте,
Чуть обозначенное тело
Я видел ясно в темноте.
И страхом скованные руки
Тянулись трепетно во тьму,
И голосов притихших звуки
Служили богу одному.
Но вспыхнул свет на полустанке,
И пронеслось немало лет,
Как деву с профилем гречанки
Бесследно растворил рассвет.
В.В. Я помню ночь на полустанке...
ГРЕЧАНКИ В ТАЧАНКЕ
Я помню ночь. Ревели танки,
свистали санки за спиной,
и одногрудые гречанки
в тачанке шпарили за мной.
Чего им надо, этим жёнкам
с глазами, полными свинца?
Я всё отдал бы амазонкам
вплоть до победного конца.
Но и того им, видно, мало:
дыша уютом в тесноте
верблюжьей шерсти одеяла,
они б хотели по фате.
А у меня - лишь глаз кошачий
да рук пытливая трусца:
мой профиль - несколько иначий,
то бишь, не мужа, но самца.
Да будь я Г'ерой всемогущей -
все груди дал бы наотрез
и нарасхват толпе бегущей
несостоявшихся метресс.
Но я не Гера. И к тому же -
не бог, не царь и не герой:
мой фас бледнее, профиль уже,
и хуже социальный строй.
Но, раздвигая телесами
непроницаемую мглу,
гречанки с грозными усами
в моем маячили тылу.
... Очнулся я на оттоманке
под абажуром... Вот те на:
взамен безгрудой басурманки -
моя грудастая жена!