66
Середина августа. В воздухе резко. В воздухе неожиданно. В воздухе внезапно. Запахло осенью. Без объявления. Без упреждения. Миннесота провалилась. В пучину осени. Английское autumn. Золотое и темное. Не в ходу в Америке. Здесь говорят fall. Первое и основное его значение – падать. Второе же, чисто американское – осень... прозрачное утро... небо как будто в тумане... Гениальные строки, не правда ли?
Старый довоенный козинский романс. На стихи Елизаветы Белогорской. Где-то сейчас в России Жанна Серебряная Ель мастихином и кистью орудуя, пишет этюды на пленэре. Перед внутренним взором проходит вереница людей. Лица. Лица. Лица. Левая кисть моя не томится, как прежде бывалоча, если душевное волнение, ума напряжение затмевало разум и отзывалось сердечной болью, начинающейся в левой ладони. Спокойствие и выздоровление. Куда же исчезло томление? Оно вряд ли покинуло навсегда. Возможно еще буду испытывать рецидивы страха и глупой жалости из-за пустяка. Неизбежной потери. Но чем дальше, тем лучше. So far, so good, - как говорят американцы. Танцы на грани весны. А мы масленицу провожа-а-а-али, ой лёли, лёли, лёли, провожали. А мы ма-а-а-асленицу проката-а-а-али, ой лёли, лёли, лёли, прокатали. Доро-о-о-огую свою закопа-а-а-али, ой лёли, лёли, лёли, закопали. Лежи, ма-а-асленица, до нале-е-е-тья, ой лёли, лёли, лёли, до налетья.
До налетья. До наледи. Улетели лебеди. Прилетели вороны. Волки да вороны. Друзья солдата во поле.
Начало войны, поэтесса пробирается на юг вместе с подругой. С Тамарой Церетели. Застряли в Пятигорске. А тут и немцы подошли. В общем, Елизавета Белогорская, чтобы не попасть им в руки, отравилась. Спичками, как говорил мне старик Козин.
Упали в осень. Попали в точку. Их было восемь. Стреляли точно...
Осенние чувства охватывают внезапно. Еще пару дней назад тут стояла душная жаркая погода. Июнь с июлем оказались довольно мягкими в этом году. Прозрачными. Природа лишь напоследок, с началом августа решила отыграться и показать миннесотчанам свой характер. Но столбик термометра в одночасье поднялся чуть выше тридцати по Цельсию лишь на пару недель. И резко упал.
Ветер волнует листву. Она здесь все еще зеленая. Хотя и не такая уже яркая и сочная. Не скоро еще обернется золотом и рыжей медью. А совсем завянет и того позже. Выгорание. Лишение красок. Ощущение конца, как природы, так и личного... временного... бренного... существования приходит тем больше, чем явственнее происходит разотождествление со своим «я». Мелким, суетным и глупым.
Все так же пронзительны цикады за окном. Днями шумит какой-то двигатель или механизм в многоквартирных домах по соседству. Наверное, это их общий кондиционер. Хотя в нем уже нет прежней нужды. Не жарко. Ночью похолодало. А днем солнышко все еще светит. Без прежнего накала. Всего лишь пару дней назад, гуляя в послеобеднное время, ты обливался потом. Сегодня уже нет...
Звуки на улице покамест еще летние. Зимой, укутанное белой ватой, пространство безмолвно. По крайней мере, в этом тихом и спокойном районе. Изредко пробежит за окном дикая крупная индюшка, гораздо чаще снуют белки да зайцы.
Как это было в Магадане? Тоже резкое выпадение в осень. Дожди. Внезапная холодрыга. Да собственно, и лета как такого на Охотском туманном побережье почти не бывает. Кроме одного-двух солнечных дней в году ты просто так в майке и не походишь на Колыме.
Чеволек-недивимка илем пролбемы. Бемузие олвадевало им. Полсе укола волбешного лакерства из менидицского пшрица, прервающающего в недивимку, лобюй чеволек обемузивает в четении которкого рвемени. Бемузный нетчастный чеволек шел сосвем недивимый. Он яболся свех воркуг. Тчо счулается с ним? Тчо выбает елси врдуг ты ощащуешь себя прорзачным? Горовят, чеволек-недивимка на масом деле тсал бы слеп. И тчо елси сдлеать прорзачными гланзые ялбоки, то он песертал бы видеть. И тчо нунжо сорханять глаза.
В голом виде можно, теоретически, ходить невидимкой. Но чтобы не ослепнуть, нельзя намазать волшебно-научной мазью глазные яблоки. Сделаешь их прозрачными и все. Невидимому человеку кранты. В голом виде еще можно ходить. В Голливуде решили проблему безумия, охватывающего героя Уэллса. Но вопрос с его зрячестью так же как и автор первоисточника обошли деликатным молчанием.
Слепота и невежество. Следствие отождествления нас с этими телами. С нашими эго. С мелкими «я». Ограничение по горизонтали. Однажды мой сын-подросток на ходу ляпнул экспромтный стишок.
У бегемота нету талии.
Зато какие гениталии!
Живет моя отрада в высоком терему. А терем тот высокий не виден никому. Осел идет на морковкой. За пучком травы, что привязан к удочке. Дурак, сбрось седока! Вокруг столько травы. Сочной, зеленой, вкусной. Но он как одержимый идет за этим пучком пожухлой травушки-муравушки. Думает длинноухий, вот еще шаг и я достану тебя. И съем. Шаг за шагом. Стук копытом, постук. Но близок локоть, да хрен укусишь. И бредет так по жизни. Ослом. Человечество...
В чем смысл, брат? В чем сила, брат? В чем разум, брат? В чем счастье, брат осёл?
Осел ли ты на земле и пашешь ее. Скитаешься ли по планете. Рождаются новые дети. А старые, исплешивевшие дети, потасканные, молью траченые, задроченые дети, то есть их родители, что могут предложить деткам своим такого-разэдакого, какое счастье потомству передать? Или хотя бы представление о счастьи?...
Я всегда спрашивал героев своих репортажей, сюжетов, передач, статей, интервью, что же такое счастье? И каждый из них нес голимую whoйню. С умным видом. А впрочем, с каким же еще видом можно нести whoйню. Я помню старую карикатуру советских времен из журнала Крокодил. На обложке. Острием нацеленную Западу прямо в бок. Идеологическая холодная война. Середина семидесятых. Когда Солженицына вытурили из СССР. Он улетел. И, как потом выяснилось, в своих многочисленных публичных речах на Западе призывал поступить с советской Россией, как с Карфагеном.
Я не помню чтобы Поль Робсон, Пит Сигер, Джоан Баэз, Боб Дилан или Дин Рид, Джейн Фонда или Анджела Дэвис призывали к тому же, но в отношении Америки...
Обложка журнала Крокодил. На карикатуре два дяденьки. Один толстый и противный. Сразу видно – начальник. А второй худой и шустрый. Столкнулись в дверях здания. На входе вывеска «Радио Свободная Европа». Толстый спрашивает шустрого: «Что несешь?». А у того в руке портфель. Набитый бумагами. Аж выпирают наружу. Шустряк и отвечает: «Ахинею».
Я спрашивал не десятки, не сотни, тысячи раз, что же такое счастье. В ответ получал лишь whoйню да ахинею. Я не понимаю этого слова – «ахинея». В детстве мне казалось, что это какое-то животное, прячущееся ехидной в каждом портфеле. Зарывшееся среди бумажек. Эдакая зверюга с острым, вечно нюхающий и сопящим носом. С отточеными клыками. С голым противным безволосым хвостом. Полосатое. Вонючее. И прилипчивое животное.
Возможно, так и выглядит он. Наш ум. Мой ум. Твой ум. Его. Ее. Их. Наш. Ваш. Ум...
Единственная награда. Единственная отрада. Единственное утешение. Для ума. Это то самое, что у бегемота. Больше, чем у остальных. Пусть и не с осиной талией. Ну, боярин любострастный, проси чего хочешь, живота или смерти? Живота-живота! Паки, паки, иже херувимы!
Гениальные строки. Гениальный Булгаков. Гениальный Гайдай в своих лучших комедиях. И почему людей так привлекает... даже не трагедия... но подглядывание за чужим горем... разглядывание гор трупов... сладострастные сообщения теледикторов о землетрясении на Гаити... о наводнении в Новом Орлеане... о пожарах в России... о взрывах... войнах... переворотах... почему так смакуем мы фильмы с насилием... напитываясь, усасываясь, как вампиры, чужой болью?????
Трагедия с ее катарсисом. Нужно ли... необходимо ли... проходить через очищение болью... страданием... наверное, да... иногда... а порою получается фарсовая, пошлая, натуралистическая порнография. Со всеми элементами извращения. Или же тотальное безумие. Убей, убей, убей! Растерзай! Распни! Раздербань! В огонь! На кол!
Утоливши страсть к зрелищу кровавому, переходим к насыщению чрева и удовлетворению похоти. Даже не звериной, ведь животные случаются в определенное время. И только для зачатия потомства. Человек же, как осел. За морковкой. В любое время дня и суток. Наготове. Идти вперед и вперед.
Отчего должен сойти с ума голливудский человек-невидимка в классических черно-белых фильмах 30-40-х г.г.? Ведь тогда сняли целую серию картин. Человек-невидимка. Возвращение человека-невидимки. Месть человека-невидимки. Невидимая женщина. Невидимый агент. Последняя лента реабилитировала невидимку. Вернее, внука того первого невидимки, который, в отличие от деда был добропорядочным гражданином и спас Америку от нацистских шпионов.
Остановите землю, я сойду. С ума? С катушек? У некоторых моих сослуживцев в армии была забавная татуировка на ногах. На одной ступне была написано: «Они», а на второй: «Устали». Так значит, остановить? Чтобы сошли?
Мы писали, мы писали, наши пальчики устали...
На всякой репетиции нашего фолк-ансамбля я с трудом удерживаюсь от улыбки. В одном месте. В одной песне. Которую я по хулиганской привычке немного видоизменил для себя. Слова. Слова. Слова. Что в них такого?
Ой, на ком кудри? Ой на ком русы? Это женская песня. Мужчины ее не поют. Поэтому мы умолкаем. А я хулиганю, в дурацком словотворчестве изощряясь.
Ой, на ком кудри, ой на ком трусы?...
Нахально? Нагло? Хулигански? По-моему не сильно больно. Ведь ежели бы БЕЗ трусов, тогда это уже было бы хулиганством... Ха-ха!
Раз пошла такая пьянка, то выкладываю все без утайки. Ладно, все отдаю и все раскрываю. Миру и мору. Орби эт урби. Граду и мраду. Младу и страду. Гладу и хладу. Короче, всем-всем-всем. Слушайте, слушайте, слушайте. И не говорите, что не слышали.
Лет пять-шесть назад и до Магадана докатилась эта убогая мода с короткими штанами, из-под коих торчат трусы. Непременно с веревочками. А здесь, в Америке, и вообще на Западе, она потихоньку отходила, но к нам на Колыму все как длинношеему жирафу на обед приходит с превеликим опозданием. Я как увидел первую девушку в таких штанах, а из под них трусняки веревчатые, так и уху ел. Хотя рыбу вообще не кушаю, то есть ни в каком. К подобным штанишкам и соответствущая короткая рубашечка или маечка. Чтобы голый живот. И пупок пробитый с металлической сережкой.
И вот что я предлагаю. Эх, был бы я мудельером одёжным. Да не про меня забава сия. Надо ведь непременно ненормальным быть. С нестандартной, так сказать...
В общем, суть моего дизайнерского предложения, которое еще может стать всемирной модой, если как следует запустить идею в массы, такова: надо вновь внедрить укороченные штаны с низкой талией. И экономия ткани, и закалка организма. Особенно в зимний период, когда голый живот открыт всем ветрам и морозам.
Так в чем суть твоего предложения, спрашивает меня нетерпеливый читатель? А вот в чем! Надобно всем носить накладную шерсть. Густую. Широкую овчину, высовывающуюся из-под трусов и на всю половину голого живота. Знаю, знаю, сейчас модно брить нижнюю часть живота. Но кто сказал, что мода сама приходит и уходит? Когда ее хитроумно формируют в массовом сознании отдельные жрецы. Что идиотам внедрили в сознание и глубже, в поцсознание, то они и будут носить. В том будут разъезжать по улицам. То и это станут покупать и потреблять. Кто хорошо работает, тот хорошо и модно одевается, покупается, вертится белкой в колесе потребления. Сначала надо потрудиться в поце лица своего. Потом как следует оттопыриться. Со страшной силой. Ведь в ней же – красота! Мир спасающая...
Так что ежели кто надумает использовать мою идею и продавать долбоебам и дурындам накладные волосы от лобка и на полживота, то милости прошу не забывать, кто автор этой модной новинки и отчислять мне мои проценты. Иначе засужу! Здесь, в Америке с этим строго. Законодательство. А не законообирательство.
Впрочем, таких идей у меня миллион. Не на один миллион. Можно, в качестве модного украшения внедрить рога на голову. Копыта на ноги. Хвосты и когти. Крылья и жабры. Как у зебры полосы...
Ладно, повеселились, можно и повеситься.
Так кто же я такой? Со всеми этими мыслями. С этим хором голосов. С этим «потоком сознания». Чьего сознания? Все еще умствующего эго, или это Я настоящий? Всамделишный...
Неделю назад рухнул один из жестких дисков. Прямо как американская осень. Не золотая темень autumn британцев, а просто американское падение, листопад сокращенный. Сам допрыгался, дружок. Не расписывался бы о том, какой ты свободный от переживаний и страстей, от меня, своего ума, так и не наказал бы тебя твой боженька эдакой проверочкой на дорогах.
Изыди ум! Vade retro me, Satana!
Правда ли, что разговор человека с Богом называется молитвой, а в обратном случае – шизофренией? Это все увертки неуклюжего ума! Я знавал людей, кому отвечал Бог. Слышал ли сам Его голос? Наверное, все-таки, нет. Иначе чё бы я тут делал? Забавные вещи случаются. Вместе с хард драйвом, рухнувшим в осень, пропали не только видеоматериалы, часть из которых можно восстановить по рабочим кассетам. Но и все сто тридцать песен, написанных за прошедший год. И домашние заготовки, записи под гитару прямо на рабочий ноутбук. И тексты с аккордами. Захотел восстановить их. Сунулся на другую свою страничку. А Изба-читальня уже несколько дней как накрылась одним местом. То ли сервер сгорел, то ли еще что. Не буду без нужды множить подозрительные сущности. По методу средневекого хирурга Окамма, отсекаю все мысли прочь. Зачем подозревать злой умысел там где возможно простое разгильдяйство. Наверное, владельцы сайта озаботились архивацией всех данных. И так или иначе он скоро заработает. А если нет, то и ладно. Вот только морока будет восстановить все потерянные песни. Тексты их еще можно вспомнить. Порыскать по своим сусекам. Поспрашивать у друзей по стихире, на чьи стихи написал часть из утраченного. Даже аккорды повспоминать. Но вот не все мелодии в голове держатся. Думаю, половину просто уже забыл. Так что если не откроется Избу-читальня, то прости прощай сто тридцать песен.
Конечно, я напишу еще, напишу другие. Не важно. Не жалко. Потери наши земные всегда пустяшны. По сравнению с вечностью. И мне забавно наблюдать за самим собой. За пустотой и спокойствием. И даже ум присмирел. И не надо бить его тапком по голове. Себя самого по голове. Ведь ум мой там гнездится.
Впредь буду острожнее и не положу все яйца в одну корзинку.
Ой на ком кудри, ой на ком ру-у-усы-и-и-и?
Фотография Камила Дадашева