63
Он спал, когда прозвенел звоночек. Старый, глуховатый, дребезжащий звоночек. Совсем как дом. Трухлявый. Давно уже годный на снос. Мало пригодный для жилья. Проснулся мгновенно. Как привык в армии. Только тронешь за плечо – твоя смена караулить, подскакиваешь уже готовым к дежурству. Звонок перестал дребезжать. В дверь кто-то постучался. Зацарапался кошачьими коготками. Красный, вызывающий, агрессивный лак на ногтях. Вампирская, сочная помада на губах. Будто только что насосалась свежей крови. У очередной жертвы.
Иссиня-черные волосы. В одежде преобладают темные тона. Высокие ботфорты. Мини-юбка. Лишь подчеркивающая задницу, упругую как орех. Так и просится на грех! Длинные, заплетающиеся ноги. Перебор. Две арбузные груди, вываливающиеся из трескающейся авоськи. Привычный запах перегара. И руки-удавы. Великанша. Троллиха. Нескладная. Не уродка. Вполне миловидная. Но больная. Болезненная. Сумасшедшая девка. Знал ее еще подростком. Угловатая. Мужиковатая. С широкими плечами. Накачанная. Тягала штангу наравне с мужчинами в спортзале. Полу-сирота. Из бедной семьи. Панк. Ходила тогда стриженая ирокезом. По утрам мыла полы в районной поликлинике. Вечно угрюмая. С высокомерно вздернутым носом. Всегда сверху вниз. А пошли вы все! Плевала я на вас! Ка-азлы!
С тех лет восемь прошло. Исхудала девка. Бросила штангу. Появилась женская, ломаная грация. Легкая, ленивая походка тигрицы. Обманчивое равнодушие. Прыжок. И когтями по горлу жертве. Бедная!
Ввалилась. В коридоре развалилась. Присела на пол стащить ботфорты, да так и упала. Он, улегшийся снова на кровать, был принужден встать, пойти к великанше, поднять ее под мышки. Привести в спальню. Уложить на кровать. Стащить ботфорты. Юбку. Кофточку. Укрыть одеялом. «Спи, дуреха!» Сам перескочил на другой конец широкого ложа. Подтянул на себя свой кусок одеяла. «Спать. Два часа ночи. Мне завтра, нет, уже сегодня на работу. Да и тебе тоже, если не взяла отгул».
«Я не могу спать! Я тебя люблю!». Великанша проползла под одеялом к нему. Закинула длинную ногу на его бедро. Облапила рукой-удавом. Развернула к себе. Впилась хищным поцелуем. «Господи, как же от нее разит!». Он мягко, но уверенно высвободился из захвата. Приподнялся на локте. Посмотрел на девушку. Мертвенно бледную. В лунном сиянии. Сквозь оконное стекло. «Глупенькая, давай спать. Потом поговорим о любви. О чем захочешь. А пока спать!». Погладил ее по голове. По спутанным, как у Медузы Горгоны, волосам. Она схватила его руку, отбросила край одеяла. «И когда же она успела стащить лифчик с тяжелых грудей?». Прижала его ладонь к ложбинке меж внушительных шаров и начала водить ею по своим упругим молочным железам. Он оторвал руку. Схватил ее, развернул к себе спиной. Шлепнул по тугой заднице, обтянутой узким черным треугольничком трусиков. «Спи, не то выгоню на фиг! Свой дом в двух шагах, неужели не могла дойти? Или ты угомонишься, или пойдешь в чем есть на улицу, поняла?». Она всхлипнула. Захныкала. Еще один шлепок. Он отвернулся и натянул на себя свой край одеяла.
Утро. Чашка кофе. Сигарета. Синяки под глазами. Она слишком похожа на бывшую жену. И внешне. И темпераментом. И привязчивостью. И даже знаком зодиака. Вот угораздило! Она недавно разосралась со своим парнем. И теперь не дает ему прохода. «Я влюбилась в тебя! Неужели не понимаешь?».
«Значит, говоришь, любишь?». «Нет, любовь это другое. Влюбленность, страсть это не то что любовь. Как тебе объяснить? Я как кошка. Как тесто в твоих руках. Делай со мной, что хочешь! Крути. Лепи. Можешь поколотить. Я все от тебя приму. Все стерплю. Только возьми меня! Прими меня! Такой, какая я есть. Может у нас получится? Это не любовь. Если хочешь знать, это просто животное чувство. Страсть. Собачья, или кошачья, хотя нет, скорее собачья. Страсть! Если вытрешь об меня ноги, я приму. Я буду лизать твои руки и целовать твои ноги. Я сделаю для тебя все. Только возьми, только сделай меня счастливой! Не отталкивай! Я твоя. Во всем. По любому. Со всеми потрохами. Если ты думаешь, что мне хочется быть просто трахнутой, ты ошибаешься. Для этого не нужно особо никого искать. Свистну – кобелями набегут. Целая свора. Штабелями уложу прямо тут. Мне ты нужен! Такой, как ты. Только ты и больше никто. Потому что ты – добрый. Ты светлый. Ты – настоящий!».
Она все больше заводилась. Прикурила вторую сигарету о первую. А эту, недокуреную наполовину, выбросила в раковину. Та, недовольно фыркнув, погасла в грязной тарелке с мыльной водой.
«Ну почему ты не хочешь меня взять? Чем я не хороша? Скажи, скажи, скажи!!!».
«Так, опять начинается истерика, - подумал он, - надо переключиться, а то снова будет плохо».
Он закрыл глаза. Откинулся к обшарпанной стене. Обои были свежие. Полгода как наклеены. Но старый деревянный дом наскозь прогнил. Стены повело. Он расселся, как квашня. Из подвала пахнуло плесенью. По лестнице простучали быстрые шаги. В школу побежал соседский ребенок со второго этажа. «Спокойствие, только спокойствие. Никаких мыслей. Ничего. Просто отключиться. Тебя здесь нет. Меня здесь нет. Этого ребенка, спешащего в школу, тоже нет. Ни дома, ни улицы. Ни деревьев. Ни газона. Ни города. Ничего нет».
Хлопнула дверь. Это она вышла нетвердой походкой. С опухшими глазами и в мятной коротенькой юбчонке. Смешно заплетая длинными ножищами. От ушей. В черных ботфортах.
На следующую ночь его никто не потревожил. Она появилась дня через три. Снова пьяная. На это раз сама прошла в комнату, после того, как он в одних трусах выскочил из-под одеяла и открыл ей дверь. На часах два пополуночи. За деревяной стеной соседи елозили и сладострастно стонали. Особенно громко и сочно ухала женщина. Ее муж просто сопел и возился. «Надо же, как кстати, - подумал он, - еще перевозбудится от таких звуков, приставать начнет со страшной силой. И за что мне такое счастье?...»
Она сбросила на пол всю свою сбрую. Стянула ботфорты. Осталась совсем голая. Обошла широкую кровать, доставшуюся ему от прежних хозяев. Встала перед его лицом, поддразнивая белым, незагоревшим телом. Холеным, молодым телом. Вот, мол, я и кто, какой мужчина в силах устоять перед таким раскошным телом? Он отвернулся. Она была менее пьяной, чем в предыдущий раз. И более агрессивной. Настроенной на победу. Вырвать его согласие. Сломить защиту и получить столь вожделенное, столь желанное. Принять его целиком в себя...
Ах так! Ну, мы сейчас посмотрим, кто кого? Великанша нырнула под одеяло с его стороны. Обхватила мускулистыми руками. Он и сам не жаловался на ширину плеч и обхват груди. Но девка застала его вразсплох. Прижимаясь всем бесстыжим телом. Страстно сопя, сплетая ноги, она пыталась развернуть его к себе и прижаться слюнявым, мокрым ртом к его губам.
Он вывернулся из захвата. Скрутил ее, не испытывая вожделения, но только некоторое раздражение. «Задолбала ты меня, девушка, - подумал он, а вслух произнес лишь, - тихо! Угомонись! Или я тебя свяжу. И в ванную отнесу. Будешь там спать». Странно, но перспектива провести ночь в холодной чугунной ванне, да со связанными руками, почему-то отрезвила ее. Она перевалилась через него. Обиженно заворчав, хлюпнула носом. Завернулась в одеяло и мгновенно вырубилась. Как-будто кто-то щелкнул в ней выключатель.
Через пару лет она выйдет замуж. За мужчину много старше себя. Родит ему пару детей. Растолстеет. Не будет работать. Муж, носивший ее на руках, обеспечит ей комфортное существование. Иногда она встречала свою неудавшуюся любовь. Вежливо кивала. А в глазах мелькали все те же жадные огоньки неутоленного вожделения. И обиды. Самое главное, самое противное, что ею пренебрегли! Как он мог? Это сейчас она такая стала. Подраспустилась. Прошла добрая дюжина лет. Ну потолстела немного. Но если бы он захотел, я бы для него вновь похудела...
Боль. Кругом и повсюду эта боль. Страдания. Частные. Личные. Общие. Коллективные. Безумие. И неудовлетворенность. Жадность. Ревность. Жалость к самому, самой, самим себе...
И постоянные уколы. Удары. Боль. Приятная, вожделенная боль. Носимая глубоко внутри. Укоренившаяся. Наносимая себе и другим. На! Получай! Держи, сука! ****ь! Вот тебе! По самое не хочу!...
Битлы пели в стареньком магнитофоне. «Щи лавз ю, йе-йе-йе, щи лавз ю, йе-йе-йе...»
«Ла-ла-ла-ла, дум-дум-да!». «Олл май лавинг, о-о-олл май лавинг!». «Ай вонт ту холд ёр хэ-э-э-энд!»...
Угораздило же! Хлебать-копать!
Хмурое весенее утро...
В Америке убили Кеннеди!
Фотография из инета:
http://blogs.privet.ru/community/RETRO/62310138