…Но станет ли кому-то впрок
моей души истекший срок,
моих несбывшихся надёж
неловкий взлёт, полёт, падёж?
Ужель, не ведая цены,
я в небо - с пеплища войны,
я в небе вдоль ракетных трасс -
не первый и не в первый раз?
Чем оправдаться на упрёк,
что был, что пил, что пел, что мог -
а на бетон грядущих дней
не лёг и лёгшей из теней?
Как объяснить, что прок не густ, -
не видя глаз, не слыша уст,
которым время дать отчёт,
с каких ты сверзился высот?
Мать попыталась бы понять,
простить, стерпеть и не пенять,
да вот ушла средь бела дня,
не взяв и должного с меня.
Отцам (на них мне повезло!)
потрафить тоже тяжело:
так терпеливы, что молчат,
какой начёт кладут на чад.
Остались дети да жена.
И тем пожива не жирна:
лишь сор, да хлам, да горький дым
по листьям осени гнедым…
Одна, однако, всё могла:
и вдохновить, и сжечь дотла
и вздор, и белую строку,
чтоб обратить к черновику.
Могла - да, видно, не судьба
менять владельца на раба
чужих начётов и долгов…
Засим вздохнул и - был таков.