Путешествие через Америку Часть 060

Игорь Дадашев
60

Мы плавно перетекаем от писятых годов к шысятым. Эксперименты с языком начали еще до революции футуристы. Маяковский. Бурлюк. Хлебников. Сегодняшний «олбанский изык», особо популярный в сетевом сообществе, вроде бы, начал формироваться в начале «нулевых». Вместе с массовым распространением интернета в России и всеобщей компьютеризации.
Я начал подобным образом «коверкать» родную речь еще в конце 80-х. В 90-е продолжил свои филолухские эксперименты. Но кто сейчас сможет подтвердить мое первенство? Да и нужно ли оно мне?
Кто первым изобрел радио? Попов или Маркони? Кто первым построил действующий самолет? Капитан Можайский или братья Райт?
Идеи носятся в воздухе и проникают в разные головы. Пока я сидел на Колыме и упражнялся в своем «олбанском», тогда еще никто и не придумал этого термина, вероятно где-нибудь в Туле, внучок, а скорее внучка Циолковского, или Мерлина, тоже писали подобные смешные словечки. В Уруюпинске были свои «олбанцы», в Твери и Рязани иные. В Москве и Питере оказались самые продвинутые подвижники нового языка и с их легкой руки он охватил все русскоязычное интернет сообщество. Как на территории исторической России, так и за ее пределами.
Я вовсе не претендую на первенство или авторство. И хотя мой колымский друг Генка Вяткин уверен, что в Магадане люди научились переходить дорогу исключительно на зеленый свет только благодаря мне, моим медитациям на перекрестке, это неправда. Генка думает обо мне слишком хорошо. Он мой старый и добрый, дорогой друг. Но на самом деле идеи витают в воздухе и приходят одновременно в разные головы.
В начале 90-х я придумал слово «птыця». Один из индийских гуру говорил по-английски с густым рокочущим акцентом. Он произносил слово “birds” как «птыцы». И я подумал, что надо ввести в обиход такое «новоукраинское» словечко. Чем я хуже австрийских изобретателей украинского языка, составлявших новую мову для жителей западных регионов Древней Киевской Руси?
Моя жена-хохлушечка все смеялась надо мной, говоря, что нет такого слова. И не может быть в украинском «птыци». Кыця есть. А птыци нет. Есть птаха. И в качестве римфы «птыця» не катит. Ну не канает никоим образом.
Ага! Недавно я вдруг решил проверить, а что в интернете знают про это слово? Набрал в поисковике «птыця». И выскочила целая куча ссылок. Жаль, что я не оформил патент на «птыцю», потому что она уже давно проникла во множество умов и стала новым словечком не только на Украине, но и в России. А я ни сном, ни духом. Но раз так, то пусть летит пчела. Let it bee!
А вот словцо, которое еще никто не вынес на безкрайние просторы интернет-вселенной. Дурнабо. Как в том старом советском фильме про Буратино было, помните? Скажите, как его зовут?
ДУР! Та-да-та-та-там!
НА! Та-да-та-та-там!
БО! Та-да-та-та-там!
ДУР-НА-БОЙ-НЫЙ!
ДУР-НА-БОЙ-НЫЙ!
Вообще-то словечко «дурнабо» впервые я услышал в Магадане. Двадцать лет назад. Первая жена та еще мастерица была придумывать смешные словечки! И как-то раз она ляпнула мне: «Ты чё, совсем дурнабо?». Я было подумал, что это местный детский жаргон. Вообще-то, на Колыме дети говорили иначе, чем на материке. Я в Магадане, работая в школе, с этим столкнулся с первых же дней. Например, они говорили не «деньги на бочку», а «деньги на базу». Еще одно словечко – «скотобаза». Ну, положим, оно не чисто колымское. Но мне нравится!
Или другое словцо – «шухлятки». Хотя им обозначают этажерку или полочки, но мне почему-то видятся эдакие сорванцы-оборвыши. Шухлятки, одним словом!
Так что набрал я в гугле для проверки слова «дурнабо» и «дурнабойный». Ничего не ответил мне гугл. Нет таких слов! Ни у кого! Наверное, было бы правильным тут же бежать в патентное бюро и закреплять свое авторство. Если в случае с «дурнабо» оно сомнительно и скорее принадлежит бывшей жене, то уж «дурнабойный» целиком мое изобретение!
Но я поступлю, как русский изобретатель радио Попов. Лишь ограничусь выстрелом в эфир. Все равно здесь, на стихире, отмечается факт первой публикации и свидетельство регистрации авторского права хранится вечно.
Запомни этот день! Когда я обнародовал слова «Дурнабо» и «Дурнабойный».
Мне не очень нравился Окуджава в юности. Он был слишком стар и мягок для меня тогдашнего. А я предпочитал тяжелый металл настоящей рок-артиллерии. Потом сам вырос, умягчился. Все окружающие друзья, родные, включая жену, не первую, а последнюю, сплошь – окуджавоманы. Ладно, так и быть. И я прислушался к его любительскому перебору струн, козлиному блеянию и негромкой умной поэзии. Ироничной. Интеллигентской. Фрондистской. Чуть было не написал – фрейдистской...
А потом, случайно, уже в конце «нулевых» вдруг прочел призывы Окуджавы к Ельцину, раздавить гадину, расстрелять собственный парламент. И понял, что яблоко от яблони... комиссарский сынок от папаши-троцкиста в пыльном шлеме... недалеко... не как колобок... не от бабушки и дедушки... не от волка и медведя... не от зайца и лисы... а прямо тут же, такой же, в точности!...
И с тех пор я пою песенку Окуджавы без надрыва. В собственной редакции. «Десятый дурнабойный батальон, десятый дурнабойный батальон»...
Есть другие песни о войне. На которые у меня никогда не поднимется рука что-то там ёрнически подправить. А на окуджавскую песню почему-то поднялась. Хотя перед глазами до сих пор стоит кадр из «Белорусского вокзала» и плачущий Евгений Леонов. И все остальные фронтовики, которым Нина Ургант поет под гитару эту песню. Самое лучшее исполнение! У автора так никогда не получалось. Это действительно мощная песня. Но для меня она теперь навсегда останется песней «десятого дурнабойного батальона». Такого же как и нелепый, негероический паренек из «Жени, Женечки и Катюши» в исполнении «лишнего человека» - Олега Даля.
Десакрализация. Низведение великанов до уровня лилипутов. Карлики, запрыгнувшие на плечи титанов. И ссущие им на головы...
Вообще-то у Окуджавы мне всегда нравились лишь две песни. Эта, из «Белорусского вокзала», и «Давайте восклицать». С кадром из фильма «Ключ без права передачи». А остальные... ну не знаю? Где там ритм, где там драйв, где там рок-н-ролл, или по-русски трах-тибидох?

«Я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране...» Борис Гребенщиков

Я всегда был послом рок-н-ролла в собственной неритмичности... в русской эвритмичности...
А сейчас представляю в Америке эту самую эвритмичную красоту... неритмичную... плавную... гармоничную... целительную... не губительную...
Русский ритм, русский рок-н-ролл был выбит и вынесен за пределы государства московского вместе с царскими и патриаршьими указами против скоморохов-язычников. Их следовало бить нещадно. Убивать на месте, предварительно ограбив. Сломавши и сжегчи их бесовские гусли и рожки, бубны да колокольца. У дрених русов было все в порядке с ритмом. И с рок-н-роллом. В ХХ веке они возродились Сашкой Башлачевым, Егоркой Летовым, Янкой Дягилевым, Ольгой Арефьевой, Димой Ревякиным, хотя тот в последнее время одумался и покаялся, вернумшись в лоно церкви...
Да, в христианские времена все это оказалось под запретом. Как и джаз с роком в советские. И что мы имеем сейчас в русском фольклоре? Балалайка, заиграй-ка? Домра побренчи-ка?
Калинка-малинка... во поле березка стояла...
Балалайке от силы три века. Известная с начала восемнадцатого столетия, она не встречается в более ранние времена на Руси. Откуда же пошла она гулять по деревням? Скороее всего, бабалайка – треугольная дочка круглой татарской домры. Просто треугольный корпус легче сделать, чем мучиться с округлым или овальным.
Кто-то выводит слово «балалайка» от славянского «балакать», «болтать», другие же от тюркского «балалар», то есть «дети», что звучит вполне правдоподобно, особенно с русским окончанием «ка». Балаларка или балалайка? В любом случае, нынешний русский фольклор ограничен своим христианским периодом. И то не всей последней тысячью лет, но лишь романскими тремя веками. Прибавим сюда гармонь, инструмент явно недавнего происхождения. И тот, или чисто немецкого изобретения, или английского, чешского, итальянского, французского, или санкт-петербуржского, но уж никак не древнего славянского.
На Украине, по крайней мере сохранилась бандура. А великорусские гусли...
Пришедшая из Византии новая религия невзлюбила инструментальную музыку, сочтя ее бесовской. И долгие века лишь хоровое церковное пение бытовало на Руси. Скоморохи же, как носители языческой, рок-н-ролльной традиции, последовательно уничтожались. Не менее жестоко, чем большевики изводили своих «контрреволюционеров».
Джаз – музыка толстых! Провозгласил Максим Горький.
В Советской России джаз появился в 1922-м году. Его привез из городу Парижу поэт, переводчик, музыкант, танцор, хореограф и путешественник Валентин Парнах. Он был родом из обрусевшей еврейской семьи, чьи корни уходят в Испанию времен мавританского владычества. Сын Якова Соломоновича Парноха, провизора, владельца аптеки, довольно состоятельного и образованного человека. Мать Валентина, Александра Идельсон, выпускница петербургских женских врачебных курсов, была одной из первых женщин в России девятнадцатого века, получивших диплом врача. Предки Парнохов бежали от преследований инквизиции из Испании и осели на берегу Азовского моря. Валя Парнах родился и вырос в Таганроге. Окончил с золотой медалью гимназию. С удовольствием учил иностранные языки. Латынь, французский, немецкий, английский, испанский.  В 1912 году был принят в Санкт-Петербургский университет без экзаменов. Три года спустя он уедет за границу. Стокгольм, Лондон, Париж. Далее в Палестину, Сирию,  Египет, Испанию, Сицилию. Писал стихи, изучал старинные манускрипты, излазил древние развалины.
Вернувшись в Париж, Валентин Парнах издал несколько поэтических книг. Его иллюстрировали Наталия Гончарова, Михаил Ларионов и Пабло Пикассо. Парнах переводил стихи с испанского, французского, португальского, немецкого и польского языков. Поэзия Бодлера, Верлена, Кокто, Рембо, Гарнье, Арагона, Кальдерона, Лорки, Камоэнса, Гёте, Ленау, Бехера, Ивашкевича и многих других заиграла всеми красками русской речи именно в переводах Валентина Парнаха.
В 1921-м году он впервые услышал джаз в парижском кафе «Трокадеро» в исполнении «Королей джаза Луиса Митчелла». Необходимо отметить, что сразу после окончания первой мировой в Европу, особенно во Францию, хлынул целый поток американских джазменов. Черные музыканты из-за расовых ограничений не могли пользоваться в США той же творческой свободой, что их европейские коллеги. И потому немало негров-джазменов перебралось в Старый Свет. Европа буквально сходила с ума от джаза.
Парнах не стал исключением. Он заболел этой музыкой. В августе следующего года Валентин возвращается на родину и везет с собой полный комплект инструментов для джазового оркестра. И самое главное – ударную установку. Газета «Известия» напечатала такое объявление о его прибытии: «В Москву приехал Председатель Парижской палаты поэтов Валентин Парнах, который покажет свои работы в области новой музыки, поэзии и эксцентрического танца, демонстрировавшиеся с большим успехом в Берлине, Риме, Мадриде, Париже».
Вспомните фильм «Веселые ребята»! Сцену с дракой джазменов. Но что вытворял двенадцатью годами ранее Утесова и его парней Парнах со своим «Эксцентрическим оркестром» не идет ни в какое сравнение с постановкой Григория Александрова. «Веселые ребята», конечно же, классика жанра. Однако Валентин Парнах произвел настоящую революцию. Сродни взрыву сверхновой звезды Билла Хейли и его Комет в 1954-м. Там где контрабасист ложился на свой пузатый инструмент, саксофонист изгибался и вставал на мостик, а сам Хейли выдавал нечто невиданное и горячее...
Но эта комета, хвостатая звезда Валентина Парнаха, довольно быстро угасла. Кто только ни потоптался на хореографическом, танцевальном, феерическом джазе парижского первопроходца. И желчный Маяковский, и позавидовавший славе Валентина его ровесник Мандельштам, с которым они были удивительо похожи внешне.
Трах-бах-тарарах, из Парижа и Берлина Валентин Парнах привез новые танцы и новый джаз. Он первым произнес это слово по-русски. И перевел его именно так. «По-немецки – яц, по-французски жаз, по-английски – джаз», - писал он в берлинском русскоязычном журнале «Вещь». Не иначе как Булгаков списал некоторые черты этого шумного вторжения в Москву, рисуя своего Воланда. Именно с приездом Парнаха в первопрестольную Мейерхольд и начал свои эксперименты с биомеханикой. Парнах ставил у Всеволода Эмильевича танцы. Его хореографические композиции «Этажи иероглифов» и «Жирафовидный истукан» стали сенсацией. Он обучил Эйзенштейна фокстроту.
Но мирская слава проходит быстро. Укушенный коллегами по артистическому цеху, ставший объектом насмешек, он быстро сошел со сцены и обретался в тени, занимаясь исключительно литературой. Умер тихо и безвестно в 1951-м... 
      
В шысятых годах джаз перестали третировать в СССР. Он потихоньку становился признанным и респектабельным. Место изгоя занял рок-н-ролл...




Магадан. Областной телеканал "Колыма-плюс". Наша самая дурнабойщицкая монтажка. За мной Генка Фокин, тот еще приколист и дурнабойщик. Так что термин "дурнабойный" отнюдь не несет негативного смысла. Хотя иногда и может приобретать оный.
Фотография Миши Федорова.