Когда Федор был болен, он вынужден был придерживаться диеты в питании. И так это было ему тяжело и непосильно! И всякие хитрости он изобретал, дабы хоть как-то добыть себе пропитание. Хоть какое-нибудь.
Сидел он сугубо на сухариках с кефиром да на рисовом отваре. И если рисовый отвар было ему "не туфно!", то сухарики, наоборот, "туфно!"
А когда сухарики закончились, перешел малыш на сушки. Быстро сообразил, где эти самые сушки лежат, и как шкафчик открывать, и как оттуда сушки доставать, и как бровки домиком делать, и как бормотать скороговоркой: "Исё ону, и - фа-атит!"
Потом внук убегал в дальние комнаты на две минуты, там быстро стачивал бедную сушку, появлялся на кухне с видом завсегдатая, смело распахивал шкафчик, шуршал пакетом, доставал очередную сушку, быстро проговаривая: "Исё ону, и - фа-атит!" - и опять убегал.
Если бы, в конце концов, не вмешивался кто-нибудь из бессердечных взрослых, это продолжалось бы до бесконечности и до катастрофы...
23-го февраля дед купил себе водки - имеет право! служил - и занялся приготовлением праздничного ужина. Зажарил бифштексы с кровью, достал грибочков соленых и капустки квашеной, позвал бабку за стол, налил ей вина, а себе - стопку водки, сказал тост: "С днем защитников, короче!" - и они выпили и закусили.
Не прошло и двух минут, как дед налил себе еще стопочку. Сказал тост: "С днем защитника, короче!" - и выпил, занюхав грибочком. И бабку к тому же склонил!
Через две минуты дед налил еще стопочку и хотел было все повторить. Но почувствовал, что надо что-то сказать. Подумал. Подумал. Еще подумал. И изрек: "Исё ону, и - фа-атит!"
Надо ли говорить, что через две минуты бабка опять услышала:"Исё ону, и - фа-атит!" А потом она услышала это еще и еще раз, и еще много раз.
Иногда можно и старикам у молодежи поучиться!