Телом-предателем не оскверню
землю, готовую встретить тело.
Издревле тело дарили огню,
чтобы душа, отлетев, взлетела.
Жили в согласии плоть и душа -
амфора жизни и вечности песня.
Что им мешало, чертей смеша,
вместе смеяться и маяться вместе?
Знаю, силён мирозданья закон:
всякий конец - сорванец начала.
Что ж ты, однако, венец свой - на кон,
как на осиновый кол - мочало?
Где же, природа, премудрость твоя,
вещий язык и всезрящее око,
коли изъяла ты из бытия
хрупкий сосуд животворного тока?
Как же признаю твоё мастерство
в неумолимой и неутолимой
жажде своё утверждать естество
длением тлена судьбы неделимой?
Тысячу лет проникаю в тебя,
силясь осилить твои лабиринты,
хлябь океана упрямо дробя
рёбрами «Ниньи», «Марии» и «Пинты».
Малая милость с твоей стороны -
сделать историей сны Христофора
и обессмертить китайские сны
хлипью бумаги и хрупью фарфора.
В камне молчания ложь по углам,
плесени зелье - небесная манна:
пьян до укачки, хрипит Магеллан,
шарик укутав в атлас океана.
В бездне тщеславия прячется бог,
вывернув душу облаткою негра:
грешен огарок! упрям и убог!
хватит! потешился! прочь его! в недра!
Но не спеши выносить приговор
плоти своей, возвеличенной духом:
и без тебя безутешен топор,
плаха не сыта ни рылом, ни ухом.
Останови всемогущей рукой
лоцмана смерти в туманах Аида,
дай своим детям забвенья покой
там, где забудется в дрёме обида.
Зябнет душа, озирая лишай,
с плачем над голой равниной витая...
Где ты? Помилуй!
А нет - не мешай!
Я всё устрою.
Но ты - не святая!