Ветры шквалом, волны валом --
предобеденный аврал!
Как соринку нас швыряет,
опрокинуть угрожает,
что ни вал -- в мозгах провал.
Штурман бледен, руль, как бредень,
винт рокочет и визжит,
моторист блестящ и черен,
боцман мрачен, как Печорин,
только кокша -- как Брижжит.
Кэп, естественно, брюзжит,
практикант пластом лежит.
С Борей в трюме мы от бури
схоронились и молчим.
Буря Борю мелом кроет,
Боря бурю тоже кроет,
сейнер бьется, сейнер стонет,
словно он тоской точим.
Небо мглою шизыряет,
сельдь за пазухой шныряет,
кнехт на палубе швыряет,
и мутит -- ни сесть, ни встать.
Вспомнишь пристань, Волгу, Каму,
глушь-Саратов, Харе-Раму,
вспомнишь собственную маму
и еще там чью-то мать.
Слушай, Боря! К черту море!
К черту импортный отель,
кофе наспех, чаек, Каспий...
Я не есть дас айн коктейль.
Кэп угрюмый, как Фидель,
рулевой хмельной, как эль.
Так шарахнуло по рубке,
что блеснул в глазах топаз.
Боцман в рубке скалит зубки,
отпускает боцман шутки:
-- Если течь -- бегите к шлюпке,
я останусь пить компас.
Сколько ж дури в непогоде,
но стихает ветер вроде.
По своей шальной природе
я не трус. И в том клянусь.
Будет буря -- мы поспорим,
будет Боря -- мы повздорим,
будем живы -- не потонем,
а потонем -- ой, напьюсь!