Жалеют страдальцев, но не мучителей.
(Фр. Бегбедер, «Любовь живет три года»)
В тишине мой голос, как монолог на сцене,
разбивает бесчувственно оставшиеся надежды.
Ну так что, мой отважный великий гений?
Ты опять играешь в любовь, красоту и нежность?
Мне самой уже, если честно, все это в тягость —
я, говоря, то и дело смотрю на двери.
Я же вру тебе откровенно, моя радость,
но зачем же ты мне так свято и верно веришь?
И ты сверлишь щенком меня так доверчиво.
Что же я опять, черт побери!, творю?
Мне даже отдать тебе толком почти что нечего.
Я обещаю: ты оклимаешься к сентябрю.
Я предвижу уже отчетливо, что вскоре
Меня небрежно отдадут под вечный кровавый суд.
Я врала тебе, пытаясь спасти от боли,
но я же знала, что от нее тебя не спасу.
Ты следишь, как за истиной, за каждым моим жестом.
И кажется, мышцы клинит — они ржавеют.
Не бойся — тебе полегче: ты будешь жертвой.
А вот палачей никто никогда не жалеет.