Путешествие через Америку Часть 02

Игорь Дадашев
2

Я открываю для себя Америку вновь и вновь. Это не оксюморон. И не шутливое дуракаваляние. Я думаю, каждый из нашей четверки, хотя трое моих попутчиков живут здесь достаточно долго, открывают для себя этот континент с таким же волнением и трепетом. Сколь ни живи в Америке, познать полностью ее просторы, менталитет аборигенов, как живущих тут десятки тысяч лет индейцев, так и родившихся от пилигримов с «Мэйфлауэра» и последующих переселенцев-протестантов из Европы, прибывавших в Новый свет в течении трехсот или чуть более лет, трудновасто будет.
Постигаю английский. А всякий иностранный язык можно шлифовать и совершенствовать безконечно. И целой жизни не хватит. Ведь я продолжаю думать на русском. А это мешает полностью избавиться от акцента. Хотя он у меня не такой уж и густой, как у многих здешных  русских. В отличие от эмигрантов третьей волны, приехавших сюда в конце 80-х, в начале 90-х, но говорящих все еще с советским акцентом, я могу выговаривать правильно звук “w”, как «уи», а не «ви». То же самое и с другими звуками, отсутствующими в русском, типа “th”. Но наиболее проницательные люди здесь все же могут распознать во мне русского по моему произношению. Для того чтобы полностью избавиться от иностранного акцента существует хороший способ – перестать говорить и даже думать на родном языке. Интересно, наш Штирлиц тоже говорил только по-немецки за время своей нелегальной работы в Германии?
Зато, отказавшись от использования русского языка с целью максимального улучшения английского, ты неизбежно приобретешь иностранный акцент, когда через несколько лет вдруг вернешься к «ридной мове».
Могу ли я отказаться от родной речи и перестать думать по-русски? Иногда мне снятся сны на английском. Первый такой сон приснился год назад. Но ведь моя Колыма, моя Россия, мой Магадан не перестали мне снится после этого. Так же как мы видим сны разноцветными, порой мы дремлем разноязыко.
Кто сказал, что нельзя сделать открытия в языке? Что-то открыть в нем? Особенно в иностранном... Я сделал удивительное открытие. Хотя и небольшое. Всего лишь один неправильный глагол в прошедшем времени. В английском немало неправильных глаголов. Которые образуют прошедшее время не так как регулярные «вёрбсы». Мое открытие, которым я спешу поделиться с миром, пришло мне на ум во время поедания картошки-фри в забегаловке «Бургер Кинг». Я увидел рекламный плакатик со словом “game” и вдруг понял (ЭВРИКА!), что это прошедшее время от глагола “gome”. Точно так же англоамериканцы производят “came” от “come”. “Game” в моей дешифровке означает: «игровал». От глагола “to gome” – «игровать». А вовсе не одно лишь сухое существительное «игра». Уж лучше сказать “gamming”, чем тупо “game”!
Ура! Мне удалось обогатить современный английский на целое ЛИШНЕЕ слово. Ведь в начале было Оно. И нет конца этому Пути словотворчества. Один мой знакомый американский юноша как-то сказал: “I bike daily”. По простоте душевной я подумал, что так теперь можно говорить. «Я велосипедю ежедневно». Когда я повторил эту фразу англоговорящего вьюноши более старому американцу, тот лишь улыбнулся. Неграмотно. Ах, Боже мой! Я опять употребил нехорошее слово. НЕГРамотно! И когда же оно выветрится из моего лексикона?
Я, ты он, она, они, мы: езжу, ездит, ездят, ездим на велосипеде. To ride a bike...
А не велосипедим.
Это похоже на политическую программу популистской партии. «Каждому Эдику по велосипедику, каждому комику по домику!». А когда-то «мистер-самый-лучший-немец херр Горби» обещал к 2000 году каждой советской семье по отдельной квартире. Кажется году в 1989-м... Не прошло и полгода. Нет, двух лет...
Не стало ни Советского Союза, ни советских семей. Обещанных квартир так никто и не получил. Только герр Горби за это схватил – Нобелевскую премию...
Что же, на всех не хватило квартир. На всех не хватило средств передвижения. Большинство должно всегда любить малых мира сего и уступать меньшинству. Любому. Любить меньшевика. Не дай Бог не возлюбить или не уступить: дорогу, повышение по службе, прием на работу, льготу и так далее представителю меньшинства. Нельзя! Их мало. Большинство всегда будет численно и морально превосходить малые группы. А им ведь от этого обидно. Так что и управлять большинством может лишь ограниченно малое меньшинство. Для блага самого большинства. Таков порядок.
Термин «гей», как принято его нынче расшифровывать, означает «Такой же хороший, как и вы». “Gay – good as you”. Мне во всяком случае ТАК его расшифровали недавно. И ничего общего с «весельчаком» из староанглийского словаря почетного гражданина Стратфорда-на-Эйвоне тут нету.
Нельзя быть «гномофобом». Надо быть «гномофилом». Предписано любить. И не забывать про слезинку достоевского младенца.
Наверное, в будущем всем предпишут стать «педофилофилами». Или «зоофилофилами». Или «некрофилофилами». Ох, не учился я на филологическом. Запутался во всех этих «филиях». К худу ли, к добру ли? Да who его знает?
У наследника-цесаревича Алексея, сына Николая Второго была болезнь крови. Гемофилия. Распутин. Растрел. Гапон. Азеф. Ленские рудники. Ленин. Ходынка. Отречение, истинное или мнимое. Нашептывания. Гефсиманские целования. Обнимания. В окопах братания. Сосиски с пивом, хреном и капустой. И пицца с итальянскими лазаньями. Как поется в одной песне. «Кричит Япония: «Банзай!» А ты лобзай меня, лобзай!»...
Тринадцать лет назад – мистическая цифра – я прилетел в Америку впервые. В Сиэттле познакомился со случайным попутчиком. Профессор истории. Американец. Сидел и читал толстенный том «Николай и Александра». Я так обрадовался! Подумал, что дядька знает русский. Рано радовался. Он, конечно, специализировался на русской истории времен революции, но моего языка не знал. Пришлось говорить на шекспировской мове. И он меня постоянно поправлял. Ибо толковал я тогда на британском диалекте. Скажу ему «доктор», а он поправляет – «В Америке говорят – дактор». Скажу ему: извините, это невозможно, «импосибл», а он мне: «импасыбл». И так далее. Так что уже с первых шагов по Америке я понял, что тут надо акать, как в Москве, а не окать, как на Волге или Темзе.
Кровь и рок правили этой планетой с самого ее зарождения. Ужасы готического романа, леденящие кровь рассказы Эдгара По, дьявольские песни «Айрон Мейден», самосожжение гоголевских «Мертвых душ», перевоплощение в животных в индийском аду и английском фильме «О, счастливчик!», клонирование овцы, «Молот ведьм» и «испанский сапожок» римской инквизиции, ад и чистилище, дом скорби, Ктулху из Бездны Лавкрафта, все это не имело никакой силы надо мною в тот яркий и солнечный день, когда я впервые ступил на землю Америки. Я парился в кожаной куртке среди одетых в шорты и футболки американцев. Магаданцы в сентябре уже носят свитеры и куртки. А тут во всю пекло солнце...
Современный английский язык. Современный русский язык. В нашем универе на расписании занятий на филфаке для краткости писали СРЯ. Студенты учат современный русский язык. Преподают ли слово «жлыга» в этом курсе СРЯ? А who его знает?
Мы въехали в штат Южная Дакота. Позади остались промокшие от слез небесные глаза Миннесоты. Березки. Заливные луга. Юрка-ленинградец ностальгически вздыхал, говоря, что эти пейзажи напоминают ему Карелию и Ленинградскую область. А в Южной Дакоте было жарко. Народ там живет несколько иной. Такие же белые. Такие же «представители кавказской расы». Так в США называют европеоидов. В отличие от русского определения «лиц кавказской нацильнальности», под которое больше подпадают смуглые мексиканцы. Здесь, к западу от Миннесоты население более однородно. Более агрокультурно. Проще и естественнее. Ближе к природе. Деревенская жизнь и здоровые гены. Люди сплошь высокого роста. Кровь с молоком. Косая сажень в плечах. Чернокожих и китайцев нет. Основное население – белые. На полях немало мексиканцев. Но они тоже белые. Хотя и смугловаты.
На лицо жители Дакоты отличаются от миннесотцев. Наверное, тут были переселенцы из других частей Европы. Не из Германии и Скандии. Похожую разницу я наблюдаю всякий раз, прилетая из Москвы в Киев. Вроде бы один и тот же народ. Только разделенный несколькими веками «ига» и польско-литовского гнета. А вот не похожи друг на друга юго-западные киеворусы на северо-восточных москворусов. Так же разительно отличны крепкие деревенские здоровяки в Дакоте от жителей урбанизированного Миннеаполиса.
Впрочем, Миннесота большая. В этом штате хватает своего деревенского люда.
Черные горы высятся на западе Южной Дакоты. Привет, Монтенегро! Привет, Балканы! Наша первая остановка для съемок – национальный парк Бэдлэндс, Плохие земли. Пустошь. Здесь царство эрозии. Безжизненные, сухие холмы. Словно выеденные гигантскими червями. Ничего не растет на этих холмах, дырявых, как окаменевшие головки сыра древних великанов. Ходить там следует аккуратно. Смотря себе под ноги. Змеи. Вообще-то пресмыкающиеся никогда первыми не нападают на человека, но стремятся уползти в свои норы. Главное, не наступить змее на хвост случайно. Кому же будет приятно, если чужак-торопыга в твоем собственном дому взгромоздит тебе пяту на спину? Конечно, укусит. Конечно, впрыснет яд. Бегай потом, кричи караул! Поспешай в больницу. А услуги докторов в Америке преизрядно стоят. Сутки в госпитале обходятся в среднем в одну тысячу долларов.
Как это было у Кэррола? Алиса, а ты знаешь, сколько стоит дым из трубы паровоза? Тысяча фунтов одно колечко. А ты знаешь, сколько стоит время кондуктора? Тысяча фунтов одна минута. Народ здесь не любит болеть. Слишком накладно. Если у тебя есть сбережения, а ты вдруг серьезно заболел – прощай сбережения! Если у тебя их нету, а есть дом – прощай дом! Если нет ни дома, ничего на черный день – тебя вылечат, но потом предъявят такой счет, хоть вешайся...
Полдень. Жара. Плохие земли стоят в Южной Дакоте неким памятником давней катастрофы. Память о которой давно выветрилась из сознания людей. Что случилось здесь? Почему этот кусок земли так изуродован? Ученый-естествоиспытатель, как и простой человек-обыватель, наверное, лишь усмехнутся в ответ, пожимая плечами. Да что могло случиться? Просто эрозия почвы. Работа времени, ветра, дождей. Назовут еще кучу научных причин со сложными латинскими терминами. Вот и вся история. Сказки о богах и великанах, о титанах и битвах неведомых гигантов – всего лишь сказки и легенды. Даже местные индейцы, пришедшие сюда из Сибири относительно недавно, от силы десять, или двадцать тысяч лет назад, могут не знать всей предыстории североамериканского континента.
Сибирский Аркаим. Другие городища древних ариев на всем пути их расселения от северной прародины до Индостана. Раскопанные городища Мохенджо-Даро и Хараппа. Разрушенные задолго до возвышения фараонского Египта или же «древнего» Китая. Красочные описания в индийских Ведах «оружия богов», по силе и мощи превосходившего нынешние ядерные бомбы. Сами города эти разрушены с воздуха. Дома оплавлены наподобие разрушений в Хиросиме и Нагасаки. Интересно, когда-нибудь, через несколько тысяч лет, будут ли также гадать археологи на раскопах нынешних японских городов, если они, конечно, не уйдут под воду вместе со всей Японией, о том, имелось ли у древних людей оружие разрушительной силы, наподобие «брахмастры» из Махабхараты, или нет?
Мы со своей колокольни любим свысока взирать на своих пращуров. Дескать, бегали они в шкурах. Били мамонтов. Ели мясо полусырым, греясь у костра в пещере. Кто застрахует НАС от подобного взгляда будущих обитателей земли? Когда через пять, или десять, или двадцать тысяч лет не останутся ни великолепные нынешние мегаполисы, ни современные небоскребы, ни машины с ракетами, ни самолеты с океанскими лайнерами, но только сказки и легенды о прошлом...
Жизнь будет продолжаться. Жизнь обретет новые формы. Жизнь, даже в этом подлунном мире, хотя и не стабильна и изменчива, но в разумении человека, муравьем ползающего по планете, вечна. Доколе существует наше Солнце, живем. Пока не свернулась наша Галактика, живем. Чтобы через какое-то время, точнее, тьму и пустоту безвременья снова развернуться и населиться новыми обитателями...
               

Фотография все НЕ там же, не в Юж. Дакоте, но из долины гоблинов в Юте. Фотограф Александр Никитин. Просто я еще не загонял свои съемки на хард-драйв, чтобы сделать с них стиллы. Попозже выложу кадры Пустоши и других мест, упомянутых здесь.