Отрезанные веки в просоленном песке.
Отныне пусто ль? Отныне ль пусто?
Так она и стоит у священного моря, вдыхая тягучие кедры,
И смотрит без устали
В головокружево бронзы-воды,
Камешки-слёзы роняя. Лишь эхо ей вторит:
– Ты… Ты…
Её песни рассыпались хвойной тоской. Её волосы выцвели ветром.
На слепящей черте канифольных закатов продажны мечты,
Да кругом пересохшего ока Земли облаков пожелтевшая марля.
«Нет… Нет, –
Шепчешь ты,
В искорёженный мрак выдыхая измученно маковый дым, – всего лишь кошмар»…
И бездонно улыбаясь, и бескрайне восхищённый,
Ты считаешь змей лавровых на конце счастливой трубки,
Вытекающих игриво в тени-трещины в стене.
А по лестнице-спирали
Из старой мясорубки
Спускается личинка
Во фраке и пенсне,
Разбрызгивая язвы.
В зловонной слизи вязнут
Отравленные жала,
Скрежещут безжалостно:
– Ты вернёшься в Лепрозорий! –
Сотни раскалённых свёрел
Пробуравливают в мозге,
Источающем гниенья смертоносные плоды,
Лабиринты червоточин.
Гомерически хохочет:
– Ты вернёшься в Лепрозорий!
Только эхо вторит:
– Ты…
2010