Он звонит ей внезапно, вспоминая про боль разлук,
бередит зачем-то затянувшуюся с трудом память.
Она спрашивает дрожащим голосом: «И с чего вдруг?»
Он отвечает, глотая ком в горле: «Ну, так.. поздравить».
На самом деле ему нужно было услышать голос,
потому что он не забыл ее взгляд и почерк,
потому что их незаконченная по сути повесть
жаждет всем своим текстом новых безумных строчек.
«Ну, как ты там?» — «Вроде бы все неплохо»,
а сердце бьется в груди перелетной птицей.
Он не может выдохнуть воздух и сделать вдоха —
она по комнате мечется загнанной в ров волчицей.
И они молчат в трубку минуту и даже больше,
он хочет сказать, что она ему часто снилась,
а вместо этого: «Ты хотела поехать в Польшу…» —
«Да, собиралась, но как-то с этим не получилось…»
Она очень хочет сказать, что безумно скучала,
что до сих пор хранит его фото в красивой рамке
и предложить попробовать все сначала,
а вместо этого: «Работаешь в том же банке?» —
«Да, все там же…» И, кажется, он продолжит
о том, что расставание было дурной ошибкой,
о том, что его не отпускает и сильно гложет,
о том, что он любит ее заботливую улыбку…
«Ну… тогда… пока» — обреченно и через запинки.
«Да… пока » — и такое чувство, что не любили.
Она вешает трубку и смахивает слезинки
с подаренных ей ароматных и белых лилий.
И на веселый вопрос подруги «кто позвонил?»
она отвечает не своим голосом: «Мое прошлое».
И у нее на глазах разверзается этот мир
на слишком желанное и на слишком, к несчастью, должное.
И очень хочется верить, что она сейчас бросит всех,
поедет к нему навстречу, в его объятья, в ее любовь.
Но это ведь жизнь, поэтому неестественно-громкий смех —
единственное, что выдаст ее непреодолимую боль.
А на том конце провода он закурит и включит джаз.
И очень хочется верить, что сейчас он помчится к ней.
Но это ведь жизнь, поэтому потухший блеск сигаретных глаз —
единственное, что выдаст его: ему больнее вдвойне.
Вот такая простая история — се ля ви, —
случившаяся прямо под наблюдением небосвода.
Получается, что недостаточно просто любви:
нужна еще, наверное, внутренняя свобода.
Возможно, прав тот, кто громко кричит и уверенно,
Что надо раз и навсегда от прошлого уходить.
Но почему тогда рай зовется потерянным?
Иногда, по-моему, его можно восстановить.