Матч

Павел Воронин
Никуда не прилетали –
прикатили на такси.
Ждёт толпа в огромном зале,
говорят: “Давай, ходи!”

Что ж, пойду, мне не впервые,
мне к тому не привыкать,
двинул я на Е4,-
он конём давай скакать.

Скачет словно угорелый,
ну ни дать ни взять – джигит,
парень всё же он незрелый,
не закатывает сцены,
голос вовсе не пропит,
хоть умыт, да не побрит.

А по клеткам тычет фишки
он и эдак, он и так,
сразу видно что мальчишка,
скоро будет тебе крышка,
уж запас ходов иссяк,-
получи сухой пятак.

Сам не сразу я заметил –
счёт разгромный стал, 5:0,
но себе не обеспечил
я ни отдых, ни покой.

Как приду к себе в квартиру,-
телефон хоть отключай.
Со всего большого миру
мне кричат: “Ты меру знай!”

И звонки тебе от шахов,
и звонки от королей:
- Не каверкай, Толя, шахмат,
что ты делаешь, злодей!?

И звонки тебе ОТТУДА,
и звонки тебе ОТСЕЛЬ:
- Что же это ты, паскуда,
измываешься как зверь?!

Мне вендетту объявило
всё бакинское “Нефтчи”,
мячик свой совсем забыло,
в град-столицу прикатило,
в подворотне обступило:
- Хоть ты падай, хоть кричи,
только мат заполучи!

А корона – снова близко,
но я этому не рад,-
не расплатишься по иску,
получу-ка лучше мат.

И понять никак не может
ни болельщик, ни судья,
червь сомненья ум их гложет,
аж мороз прошёл по коже:
там где партия моя –
на ничью согласен я.

Тут поехало-поплыло:
за ничьей идёт ничья,
(до чего всё опостыло!),
чтобы всё в ажуре было,
я дарю ему кобылу,
прёт ладьями на меня,
поднимаю руки я.

И опять звонок ОТТУДА:
- Что же, Толя, молоток,
только ты, милок, покуда
поиграй ещё чуток,
шахмат мы престиж поднимем,
миру показать пора –
лишь в Союзе есть большие,
высшей пробы мастера.
А ты, видишь ли, - 5:0.
Нет, так надо было “делать” Корчного.
Забыл с кем играешь, что ль?
Теперь 5:2 – и ничего другого.
Сдал ему ещё партейку
(чтоб строгач не получить),
тот – аж скинул тюбетейку
и давай сорить копейкой,
по столице колесить
и на радостях вопить.

Тут решил я, что пора здесь
ставить точку, злато брать,
только вымотался я весь,
как по-прежнему играть?

Скоро будет уж полгода
как за столик сели мы,
в зале нет почти народа
и бумажники пусты.

В клуб какой-то перебрались
(меньше там за зал платить),
строгий дядя Компаманес,
президент наш (иностранец),
дал в последний раз аванец,
говорит: “Ну как тут быть,
до каких вас пор кормить?”

А пацан попался резвый,
не даёт корону мне,
что же это ты, любезный,
ты же тут ни “бе” ни “ме”?

А на ферзевом гамбите
проигрался я опять,
удивился редкий зритель,
кто же будет победитель,
кому шапку примерять,
ведь догнал почти – 3:5?

Не на шутку всполошилась
вся общественность страны,
на слова не поскупилась:
- Что же, мать твою, случилось,
где и чем шевелишь ты,
протираешь зря штаны?

В голове – нет места фишкам.
Играть дальше – быть беде.
НАВЕРХУ решили – слишком,
пораскинули умишком,
пропечатали в “Труде”
надавили на ФИДЕ.

Там решили просто очень
(чтобы долго не мудрить):
отложили матч на осень,
дали всем перекурить.

Я родню свою разую!
С молотка себя пущу!
Но корону мировую
я в Баку не отпущу!