Я вышла утром на крыльцо,
Смотрю - идет к забору Макин.
Он еле тащится, как старый грозный кракен,
Убитый морем, пряча хмурое лицо.
Он плохо выбрит и одет неважно,
Но любит копошиться по утрам.
Он косит травку жутким агрегатом
И косит глаз на мой участок страшно.
Когда-то был чудовищем подводным,
Топил он целые суда - дома морские.
Теперь он позабыл дела мирские -
Распял себя меж грядкой и теплицей.
Но теплится в его душе упрямый бунт,
Тогда рукой дрожащей начинает он креститься.
Я вышла вечером на это же крыльцо,
Смотрю - везет тележку сена Мракин.
И темнота, как вкрадчивый и плавный кракен,
Мне тихо наползает на лицо.
Разжег костер один, и долго он смотрел
На пламя, что волнАми бушевало.
Как будто вспомнил высоту седьмого вала
И остроту молниеносных стрел.
И, щупальцем поддев стаканчик с пивом,
Он утопил в нем тихую печаль.
Потом достал бензопилу, вонзая сталь
В свою же вечно трехметровую крапиву.
И сталь сломалась, и бензопила
Застряла, остужая рьяный пыл.
И он исчез в зеленом травянистом море
И в синем море, что он так любил.