Ох, с этой вечной мерзлотой одни кошмарища!
Нам грунт Якутии загадку загадал –
мы раскопали первобытного товарища,
а он оттаял и бессовестно сбежал…
Я вам не лгу, враньем ушей вам не израню!
Его манили мы бананами к себе,
но он рычал нам что-то типа «Ну вас в баню!»
и злоба пеной закипала на губе.
Клиент сбежал, и приуныла экспедиция,
хоть в МУР звони, мол, так и сяк: опасен, дик…
Да только толку, ведь откажется милиция
из-за отсутствия крамолы и улик.
Решили сами изловить неандертальца,
ну чем мы хуже шустрых «муромских» ребят?
Пошли без страха, сжав в своих корявых пальцах
сачок для бабочек и парочку лопат.
Мы шли по следу, сапоги и время гробили,
но не считали этих мелочных затрат.
Профессора, лауреаты премий Нобеля,
озолотят ведь за подобный экспонат!
Но он бежал от нас, забыв про выходные,
спешил на запад в суматоху и галдеж,
а там ведь хиппи, панки, всякие блатные –
нырнет в толпу, и днем со свечкой не найдешь.
Скрипели мы вконец расстроенными нервами,
от холодрыги зрели чирьи да прыщи,
а он набьет живот казенными консервами,
язык покажет, и ищи его, свищи!
Однажды ночью с первобытным артистизмом
неандерталец из палатки уволок
газетный очерк о борьбе с алкоголизмом,
канистру спирта и для бабочек сачок.
Дикарь весь день с сачком кабанился-кобенился,
об алкоголиках стишок не подзубрил,
а в результате спирта сдуру набульбенился
и про камыш палеозоя грустно взвыл…
Мы закусить ему сердечно предлагали,
мы обещали ему в жены сто горилл,
мы зоопарком его, рыжего, стращали,
а он хихикал и в канистре клык мочил.
Была у нас в отряде Лидка, булка сдобная,
топтала тундру, не жалея каблуков,
не только лишь в археологии способная,
но и в пленении сердец холостяков.
Начальник наш пытался в Лидку повлюбляться,
нахально шарил по застежкам и шнуркам,
он все мечтал до её сути докопаться,
но все раскопки приводили к синякам.
Ах, тундра, тундра! Край пугливых белых зайчиков,
полярных зарев и еловых чахлых лап.
Ты превращаешь в мужиков бузусых мальчиков,
а кротких девушек в прожженных грубых баб…
В отряде спали… Вдруг раздался крик печали –
визжала Лидка, отбиваясь от самца…
Схватил лопату наш отчаянный начальник
с интимной целью укокошить подлеца.
Он к ним, сопя, подполз бесшумною улиткою,
ревниво пломбами зубов заскрежетал,
и тот наглец, что гнус кормил с несчастной Лидкою,
по черепным костям лопатой схлопотал.
Он захрипел, чуток подергался и замер…
И вдруг начальника прошиб холодный пот –
с остекленевшими звериными глазами
пред ним лежал неандертальский обормот!
Что Лидка честь поплатилась – это не беда,
и не такие в девках долго не сидят,
а экспонатик мертв, да так, что дальше некуда,
вот до чего доводят пьянство и разврат!
Потом из Питера, как грома гневный сполох,
примчался дока и к начальнику пристал:
- Не археолог вы, - кричал,- а архиолух! –
и по небритым скулам шкурою хлестал…
…Да, с этой вечной мерзлотой одни кошмарища!
Нам не милы теперь ни слава, ни рубли.
Вчера мы вновь отрыли дикого товарища,
потом подумали – и снова погребли…