И.
Самыми значимыми в его жизни достижениями он считал обжигающее холодом безразличие и презрение к эмоциям и чувствам, своим и других людей, почти полное отсутствие чувств в нём самом и убийственно-желчный цинизм, выработанный и доведённый до своего ужасного совершенства в течение долгих лет ожесточённой войны со своей душой, из последних сил сопротивлявшейся самыми искренними и чистыми порывами, но под конец сдавшейся, осмеянной и уничтоженной. Всё это увенчивал невероятный нарциссизм. В жизни его интересовала только выгода. Во всём. Такой прагматизм сделал эту жизнь настолько прозаичной, переполненной смыслом, что, конечно же, она была расписана по минутам, вплоть до смерти и дальнейшего пребывания в аду, куда он, отдавая себе полный отчёт в этом, как и во всём другом, несомненно, должен был отправиться с последним вздохом, что, однако, его ничуть не беспокоило.
Однажды ночью, сидя у камина и наслаждаясь вкусом своего любимого абсента, человек (мы не будем указывать его имя, потому что оно не имеет ценности для повествования, а поскольку нашему герою пришлось в этой жизни родиться человеком, мы так и будем его называть) размышлял о грядущем в тишине и покое под монотонный шум дождя, как вдруг сверкнула молния и послышался оглушительный раскат грома, так что стекла в окне задрожали, но тут же окно было распахнуто настежь резким порывом ветра. Человек озадаченно взглянул на всё случившееся, ведь в плане на эту ночь ничего подобного не имелось. Он подошёл к окну и вдруг увидел, что небо сияло ночной чистотой, а грозы, как будто и не было. А прямо перед ним, так неимоверно близко и нежно роняла свой бледный свет полная луна. Свет пробирался по мрачным городским улицам, разбивался бликами в окнах домов, таял в глубине парка, и легко скользил голубым мерцанием по чёрной глади озера. В лицо человека повеяло свежестью, ничуть не напоминавшей наполненную озоном свежеть, которая бывает после грозы, - это была та неповторимая ночная свежеть, которая рождается только после жаркого, тяжелого дня, когда раскалённый асфальт города кажется бесконечной мёртвой пустыней. Вдыхая эту свежеть, человек закрыл глаза от удовольствия, а когда открыл, перед ним простиралась дорога из лунного света, но не та платиновая лестница, которую можно наблюдать средь безмятежности морских волн, а другая, сказочная, нереальная бесконечность, обрамлённая тонкими, невесомыми, словно брошенными из глаз ангела лучами. Человек удивлённо уставился в сияющую даль и вдруг, сначала еле заметно, а потом всё более явно стал различать призрачный образ, имеющий человеческий силуэт, медленно спускавшийся по дороге Селены. Человек протёр глаза, подумав, что это галлюцинация, но вскоре ясно распознал молодую девушку, грациозно ступавшую по лунным лучам. Казалось, весь мир замер, любуясь ею. На мгновение замер и человек, однако, скоро ему наскучило наблюдать живую картину, и он отошёл от окна. Вернувшись в кресло у камина, он плеснул себе в стакан ещё абсента и уже начал наливать в него сироп, но в этот момент что-то заставило его обернуться и, увидев позади девушку, сияющую призрачным светом, он вздрогнул от неожиданности и опрокинул стакан прямо в камин, отчего огонь, равномерно извивающийся желтыми змеями, взметнулся синей вспышкой, а стакан разбился об пол. Сильфида (именно ей и оказалась призрачная девушка) звонко и в то же время нежно рассмеялась. В ответ на это человек презрительно скривил рот и недовольно произнёс:
- А тебя, кажется, сюда никто не звал, - на что Сильфида снова рассмеялась серебряной песней, а затем улыбнулась, не так, как улыбаются смертные, она улыбнулась своими лунными глазами, и мрачную гостиную озарило бледно-голубое сияние.
- Мы, духи воздуха, - её голос был подобен чистому серебряному ручью, - сродни всемогущим ветрам. Мы свободны, как птицы, мы нигде и везде, мы беспечно стремимся туда, куда путь…
- Да, да! Звезда! – грубо оборвал человек, - дерьмовые у тебя стихи, крошка!
Поражённая Сильфида гневно вскинула ресницами и, не сказав ни слова, растворилась во тьме.
- Правильно, - выкрикнул человек, - проваливай, неудачница! С этими словами он откинулся в кресле и вскоре забылся сном.
О том, что произошло на следующий день, нет смысла рассказывать подробно, да и рассказывать вообще. Что может произойти необычного с человеком, прагматизму которого позавидовал бы сам Чарльз Пирс на пару с Джоном Дьюи. Можно лишь отметить, что он успешно выполнил все пункты своего плана на этот день до мельчайших подробностей. О ночном происшествии человек не то что не задумался, но даже не вспомнил. Исключительно довольный не зря прожитым днём, он вернулся домой в том состоянии духа, когда можно смело сказать: «Всё отлично!» - и быть абсолютно уверенным, что так оно и есть.
Он снова уселся у камина в компании «зелёной феи», как вдруг услышал тихий плач у себя за спиной. Повернувшись, человек узнал и сразу же вспомнил вчерашнюю ночную гостью. Она скромно сидела на краю его роскошного дивана из крокодиловой кожи и время от времени всхлипывала, прятав глаза в белоснежном платке, сотканном из холодного северного облака, поблёскивавшего инеем. Когда человек посмотрел на неё, Сильфида тоже подняла глаза на человека. На её ресницах сверкали слёзы. Но человек смотрел на неё, как всегда, равнодушно. Казалось то, что она уже несколько минут ничего не говорит, утомило прагматика. Глупец! Сколько смертных мечтали бы отдать жизнь только за один взгляд посланницы небес, а ты остался равнодушным, замкнутый в своём ничтожном мирке, когда Сильфида роняла слёзы.
- По, моему, - небрежно бросил он, - ещё вчера я обозначил Вам свою неприязнь к подобным выходкам.
- Бессердечный! – дрожащим голосом произнесла Сильфида.
- Конечно! Кто бы говорил! Девица без плоти ещё что-то вякнула! Впрочем, - он встал, загадочно улыбнулся, прошелся по комнате и вновь повернулся к рыдающему созданию, - сегодня я в превосходном настроении и поэтому разрешаю Вам оставаться здесь ровно столько, сколько Вы хотите, однако я собираюсь отойти ко сну. Если Вы не перестанете рыдать, что, конечно, помешает мне заснуть, я вынужден буду попросить Вас удалиться.
Сегодня человек обращался к ней на Вы, потому что, когда он был в таком превосходном настроении, как сегодня, ему хотелось быть предельно галантным, что, на самом деле, не всегда получалось. Однако сейчас, вполне удовлетворённый своими манерами, не обращая внимания на Сильфиду, он прыгнул на диван, махнув ногой прямо сквозь её бесплотный образ. Девушка устремила на него свой скорбный взгляд, но человек повернулся на бок, чтобы не видеть её и уснул. Проснулся он среди ночи, сам не зная от чего, и вновь увидел Сильфиду, по прежнему сидевшую на краю дивана, касавшуюся своей рукой его волос. Человек ничего не почувствовал, но увидев это, невнятно промямлил, всё ещё находясь в состоянии, близком ко сну:
- Какая тебе с этого выгода? – и снова забылся.
Следующий день прошёл, как и любой из предыдущих, а на следующую ночь Сильфида не пришла. Человек с гордостью усмехнулся тому, что выпроводил её из своего дома, наполнил стакан абсентом, но почему-то ему не захотелось пить. «Пусть читает свои никчёмные стихи таким же бездарным призракам, как она. Человек взял со стола «Волю к власти» Фридриха Ницше и принялся изучать, но постепенно внимание его рассеивалось, пока он не осознал, что уже пол часа смотрит на одно предложение и не может понять ни слова. Тогда Он подошёл к открытому окну и стал пристально всматриваться в ночное небо, усеянное звёздами. Луна была полной и казалась печальнее, чем всегда. И человеку вдруг почему-то стало печально. Лунная тоска насквозь промочила его высохшую душу. Он подумал о том, как луна прекрасна и вспомнил Сильфиду, но тут же отогнал от себя эти мысли. Однако вскоре они снова настигли человека, и с того момента он не смог думать не о чём другом. Не понимая, как произошла эта перемена в нём, он мог лишь твёрдо сказать, что это было делом нескольких секунд, но с того момента несчастный всё время видел её образ перед собой. Никто бы не смог описать её так, как видел человек, и даже он сам. Беспомощно страдалец спрашивал себя, как такое могло случиться, но не находил ответа. Словно пребывая в состоянии транса, он шатался из одного угла своей жизни в другой, заклиная ненавистные мысли оставить его. Но образ Сильфиды настигал его везде. Он смотрел в зеркало, но видел её, он встречал любовницу, но видел её, он думал о чём угодно, но в итоге все мысли рушились, кроме одной: мысли о ней. А когда он смотрел на луну, то понимал, что живёт теперь только ради неё. Сломленный, подавленный, он не мог побороть себя ничем. Тщетно человек призывал своё презрение к чувствам, свой обжигающий холодом цинизм, своё трезвое восприятие мира – всё тщетно.
Окончательно отчаявшись, он пошёл на кардинальные меры. Отыскав всё необходимое, человек дождался ночи, когда луна стала полной, раскрыл древнюю книгу Генриха Корнелия Агриппы, облачился в чёрную мантию, очертил вокруг себя магический круг, совершил множество других приготовлений, и, прочитав заклинание, призвал Сильфиду.
Она спустилась по лунной дороге, как и в первый раз, но только сейчас человек понял, как была она божественно-неотразима.
- Ты звал меня? - молвила она печально.
- Да, - я больше не мог так жить… Без тебя…
- Без меня? О нет, я незримою тенью за твоею спиною безнадежно скиталась во след за тобою… Что же мне оставалось, коль тебе лишь досадой становилась влюблённая…
И человек впервые в жизни упал на колени и впервые в жизни заплакал. Эта ночь стала самой счастливой для него. Она была рядом с ним и пела о мире духов, о луне, о звёздах, о том, как морские волны бесконечно влюблены в небо и о том, как она, Сильфида, бесконечно влюблена в человека. О как он хотел, чтобы ночь никогда не заканчивалась, но забрезжил рассвет, и он простился с Сильфидой, и вновь и вновь он трепетно ждал ночи.
Но ничто не вечно. «Всё проходит», - говорил царь Соломон и, несомненно, был прав. В одну из таких ночей человек был чем-то очень опечален и много выпил. Он сидел у камина, наблюдая, как догорали поленья и чёрные угли потрескивали и тлели, обречённо, предсмертно. За окном бушевала гроза. В этот момент воздух пронзили бледно-голубые лунные лучи, и Сильфида устремила на человека свой полный звёздного сияния взгляд. Человек же не сказал ни слова. Он подошёл к Сильфиде и, наклонившись к её сверкающим волосам, вдохнул их запах, но запаха не было. Человек взял её за руку, но не смог ничего ощутить. Тогда он коснулся бледных губ Сильфиды своими, но опять же – ничего, кроме дуновения ветра. Тогда он, разъярённо схватил со стола пустую бутылку и ударил Сильфиду, но та лишь скорбно посмотрела на него, а человек, потеряв равновесие от чрезмерного количества выпитого, упал на пол и истерически расхохотался. Сильфида всё поняла и, не сказав ни слова, растаяла в воздухе. Навсегда.
На следующее утро человек проснулся с невыносимой головной болью. «Что-то со мной вчера было», - подумал он, но ничего не вспомнив, решил, что впредь не стоит злоупотреблять спиртным.
2009