Я вернусь в его степь как монгол, мой зрачок будет узок.
В дурмане шелковых трав замрет настороженный конь.
Из за спутанной гривы – ядовитой змеиной медузы-
Полыхнет равнодушно жестокий закатный огонь.
В ковыле застрекочет кузнечик и тявкнет лисица.
Я откинусь назад, сжав пальцами горло стрелы.
Взгляну на него и пойму: он боится…боится…
Он забыл как дышать, его скулы от страха белы.
Он не сдвинется с места в расстегнутой ветхой надежде,
Он положит у ног все, что должен мне, скудную дань:
Жалкие крохи любви, утаенные прежде.
Станет мокрой от потного страха потертая ткань
Его старой рубахи, к которой я так прижималась
С беззащитным и голым лицом, опадая у ног.
Я ходила тогда меж огней. Ими я очищалась,
Опаленной душою язычески веря : он- бог.
Вцепится в землю корнями под конским копытом
Мертвой хваткой трава. Кто сильнее – всегда виноват.
Я – незванная гостья, я – хуже, но все позабыто.
Я оставлю невыжженой степь – чужой каганат.
Я не возьму ничего. Ибо, что мне отдать может нищий?
Мой конь силен, стрелы острые, а тетива так туга.
Свою жалкую дань пусть он бросит в костер-пепелище.
Это жертва богам кочевым, моим старым богам.