Скрестив себя на груди,
стою, будто снят с креста.
- Прошу тебя, уходи,
я очень теперь устал.
И яркая боль в глазах,
и тонкий весенний лед...
- Ах, разве я так сказал?
Но поздно... уже идет.
И надо бы не стоять -
хватаю за локоть мысль,
но в ней почему-то «я»
звучит там, где раньше - «мы».
И надо остановить,
догнать и просить, простить
за камень ее любви,
пульсирующий в горсти.
А ноги врастают в пол,
а руки сжимают грудь,
и ребра ломает боль
и роет себе нору.
На утро, разжав кулак,
смотрю как ползет змеей,
где раньше она была
кромешное «без нее».