А ты знаешь, однажды на твой вопрос
«Как дела?» ответят: «Умер сегодня ночью».
И тогда ты поймешь, насколько в тебя он врос,
Что его содержание в крови – очевиднейший передоз,
Но уже не увидишь воочию.
И окажется, ты чужой, ты с другой планеты,
Тебе хочется выть, а вокруг суета сует:
Люди даже смеются и не вопрошают «Где ты?»,
Как ни в чем ни бывало закаты сменяют рассветы…
Черт, он больше не скажет «Привет».
Все три дня, да и девять, и сорок, и дальше
Ты хватаешься за таких же несчастных, как ты, –
В этом адски больном, ущербном круге любви нет фальши,
В нем есть он, всех живее и всех настоящей.
Вы в прострации; до хрипоты
Собираете образ его по словам, смс, картинкам,
Утопаете в мире, который он создал для вас,
Безграничном, роскошном – похлеще Империи Инков,
Улыбаетесь даже, но что-то мерцает в ложбинках
Там, у самых у ваших глаз.
Этой боли мерзавцу не пожелать, врагу,
Только участь последнего хуже твоей в разы –
Враг не видел его, смеющегося на ходу,
За рассветной партейкой курящего за одной одну,
Вскрывающего тузы.
И его не становится меньше, он всюду. Всюду,
Но уже не напротив, не заедет к подъезду в час.
Я хочу быть такой, чтобы он мной гордился, и буду,
Только кто-то пронзает острой иголкой как вуду,
Выжимая слабое «Пас».
Без него очень хрупко. Так хрупко и дико страшно,
Что хочу я обнять любимых, слушать, как они дышат, –
Ведь за каждый их вдох я готова пойти в рукопашный,
Потому что от мысли «их может не быть» сносит башню,
Напрочь срывает крышу.
Он бы был недоволен, вздыхая, качал головой:
Все друзья едва дышат и предаются печали.
Ворчит на ухо каждому: «Расточительство! Бог с тобой!»,
Причитая привычно, целует в макушку своей высотой.
Я безумно скучаю.